– А вы могли бы ее простить? Столько лет прошло…Вдруг ее использовали? Вдруг она до сих пор не догадывается, что сотворила?

– Не знаю. Я уже говорила, что Сергей Николаевич терпеть не мог непрофессионализма. И если у нее есть хоть капля совести, я бы посоветовала ей извиниться, опубликовать опровержение. Или же оставить журналистику. Однажды посеяв горе, только горе и пожнешь. В самый неподходящий момент жизнь ее обязательно накажет.

– За что?

– За то, что медицина лишилась двух замечательных хирургов – отца и сына. Один умер, второй так и не нашел сил вернуться в профессию, так и не простил себе смерти отца…

Дослушав фразу, Катя отключила диктофон и задумалась.

– Спасибо, Нина Георгиевна… – пробормотала она. – Не могли бы вы дать мне несколько снимков из семейного архива? Я обязательно верну!

– Ну конечно, – согласилась та и вышла из кухни.

В это время, мысленно извинившись, Катя незаметно сложила газету и спрятала в сумочку.

– Вот, выбирай, – хозяйка положила перед ней несколько альбомов.

– Мне нужны три-четыре фотографии. Я даже помню, какие, – Катя пролистала альбомы. – Вот эту… эту… и эту. Можно?

– Пожалуйста. А теперь пойдем спать?

– Извините, но… мне пора домой, – быстро начала она собирать вещи. – Понимаете, я обещала, что буду ночевать на Сторожевке.

– Нет и нет! Ты останешься здесь, я уже тебе постелила, – попыталась она остановить гостью. – Я сама объясню Вадиму.

– Нина Георгиевна, пожалуйста, – с мольбой в голосе перебила ее Катя. – Мне пора домой. Простите…

Не дожидаясь ответа, она подхватилась с места и направилась в прихожую.

– Катенька, у тебя точно все в порядке? – вновь забеспокоилась хозяйка. – Ночь на дворе, куда же ты? – предприняла она последнюю попытку. – Если что случится, что я скажу Вадиму?

– Не волнуйтесь, – застегивая шубу, упавшим голосом почти прошептала та. – Хуже того, что уже случилось, ничего не случится.

– О чем ты? О чем ты, Катенька?

– Простите меня, – опустив глаза, тихо повинилась Катя. – Простите, если сможете…

– Господи, да что случилось-то? – всплеснула руками Нина Георгиевна.

– Пришел счет из прошлой жизни, – пробормотала та в ответ. – Простите. Не волнуйтесь. Теперь все будет хорошо, все будет правильно. Спокойной ночи!

Не помня себя, Катя доехала до Сторожевки, открыла квартиру, разулась, прошла на кухню, выпила стакан воды и присела за стол.

В голове не было ни единой мысли. Полная прострация и отупение.

«Что же я хотела? – обвела она отсутствующим взглядом кухню, затем гостиную. – Вадим так и не позвонил. Значит… Ему тоже все стало известно. И ему так же, как и мне, нечего сказать… Сказка закончилась. Пора собирать вещи. Везет же мне: третий переезд за три месяца», – горько усмехнулась она.

Сборы заняли довольно много времени. Катя сразу решила, что в квартире ничего не должно напоминать о ней хозяину. Но она даже не представляла, сколько разных мелочей поселилось здесь вместе с ней! К счастью, в гардеробной обнаружились пресловутые баулы, которые уже не раз ей послужили.

Около двух часов ночи она в последний раз обошла комнаты, поставила на место стул на кухне, погасила свет и остановилась у окна, за которым открывалась панорама запорошенного снегом спящего города.

«Вадиму нравится этот вид. И я к нему успела привыкнуть. В последний раз… – вдруг пронзило ее, к горлу подступил тугой комок. – Однако слезами горю не помочь, – судорожно вздохнула она. – Как быть с ключами? Оставить консьержу? Как раз Иван Иванович дежурит… Ах да! Едва не забыла! Надо забрать ноутбук!»

Включив свет в кабинете, она прошла к рабочему столу, закрыла программы, файлы. Неожиданно экран замигал и попросил не выключать компьютер, пока не загрузятся все обновления. Пришлось ждать. От нечего делать она стала поочередно выдвигать ящики и разглядывать их содержимое: вдруг завалялось что-то из ее вещей? Любительница порядка, Галина Петровна запросто могла спрятать туда что-нибудь со стола.

Так и есть: старая флэшка, ручка, файлы с распечатками. Внезапно ее взгляд зацепился за нечто весьма любопытное.

«Проскурина Екатерина Александровна, девичья фамилия Евсеева… – прочитала она. – Трудовую деятельность начала студенткой четвертого курса в газете «Городские ведомости»…

Вытащив два распечатанных листа и ничего не понимая, она быстро пробежала глазами сухие строки.

Кровь прилила к вискам, в голове зашумело.

«Так, значит, он все знал?! Нет, этого не может быть! Это как-то не укладывается в голове… Он не способен на такую месть! Он так не мог… – перехватило у нее дыхание. – Боже мой! А ведь теперь становится понятной его настойчивость принять меня на работу, обаять, привязать к себе. И все перемены в настроении понятны: такое не каждый сможет выдержать… Как же так, Вадим? Ведь я успела тебя полюбить! Как же мне теперь со всем этим жить?» – хлынул из глаз поток слез.

Плач перешел в безудержные рыдания, которые трансформировались в вой. Скулящий, бабий… Скулеж снова перешел в рыдания. И так по кругу. С течением времени паузы между этими звуками-состояниями становились все короче, вот их совсем не осталось. Внезапно тугой комок, засевший в горле, превратился в готовый брызнуть фонтаном рвотный спазм. Зажав рот ладошкой, она сорвалась с места и побежала в санузел.

Выползла она оттуда, в прямом смысле слова держась за стенку. Слез не было. Как не было и сил на их воспроизводство.

Пошатываясь, Катя добрела до кабинета, облокотилась о стол, закрыла глаза.

«Если он изначально знал обо мне все, значит, это был план. Вызревший за годы план изощренной мести. И какова его конечная цель? Что может быть хуже, чем чувствовать себя брошенной женщиной… – усмехнулась она. – Эх, жаль, ноутбук уже выключен…»

Отыскав в ящике чистый лист бумаги, она схватила ручку и размашисто написала:

«Как ты мог, Вадим??? Я тебе так верила!!! А ты все знал с самого начала…»

Внезапно мысль сбилась, стала куда-то ускользать.

«Все неправда, это не может быть правдой! – заметалось сознание. – Я ведь люблю его… Даже если это был всего лишь план….» – скомкала она лист.

Локти безвольно упали на стол, следом голова, мозг полностью отключился, да и тело вот-вот готово было порвать связь со своей хозяйкой.

Собрав последние силы, она переползла на рядом стоявший диванчик, подтянула ноги и свернулась клубком.

«Спать… А еще лучше умереть. Навсегда…» – тенью промелькнула последняя мысль.

«Только не здесь», – послало слабый знак протеста угасавшее сознание.

«Тогда спать…»

8

В темноте ночи Катя раскрыла глаза и непроизвольно застонала: невыносимо болела голова. И не только. Все тело ныло, да так сильно, словно накануне его нещадно поколотили. А еще нестерпимо ныл живот. Похоже на начало месячных. Давно пора.