замерла. Умирать было необязательно. Правда, все утверждали, что это хуже, чем смерть, но сейчас Лейре так не казалось. И всё-таки она заставила себя сесть и отдышаться. Такие решения нельзя принимать второпях. Вот только время уже перевалило за полночь.

В коридоре послышались шаги и только когда они удалились на почтительное расстояние, Лейра снова смогла дышать. Утерев дрожащей рукой пот со лба, девушка встала. То, что она задумала, требовало нескольких часов напряжённой работы. Медлить было нельзя.

Для начала Лейра размялась. Обычные для мага Земли упражнения возымели поистине магический эффект. Противная слабость в конечностях улетучилась, девушка даже смогла улыбнуться. Нет, жизнь точно была прекрасна, намного лучше, чем смерть.

Лейра села посередине камеры, скрестив ноги, выпрямив спину и сложив ладони на колени.

— Мать-Земля, вверяю себя в твои объятья. Прими моё тело, оставь мою душу.

Лейра повторяла эти фразы раз за разом, проникаясь ритмом и гармонией. Слова звучали то тише, то громче, пока наконец не начало казаться, что слова существуют отдельно, сами по себе. Лейра уже не знала, произносит ли она слова, или они звучат у неё в голове. Девушка почти не чувствовала своего тела. Немота поднималась от земли, по ногам, по рукам, по пояснице, пока не достигла сердца. В этот момент Лейрой завладело сомнение и новый страх. Но было уже поздно. Сделанного было не воротить.

Когда стражники вошли в камеру, чтобы сопроводить арестованную на площадь, они увидели, что она обратилась в камень. Камень ещё хранил её черты: широко раскрытые глаза, рот, замерший в беззвучном крике отчаяния. Однако черты истирались и к полудню посреди камеры стоял ничем не примечательный валун.

Ему, а точнее, ей, ибо это всё ещё была Лейра, ничего не оставалось, кроме как наблюдать и чувствовать жизнь, почти не принимая в ней участия, истираться в песок ветром, размываться дождями (впоследствии валун перенесли в сад), и беззвучно плакать, веками и тысячелетиями сожалея о том, что в решающий момент жизни она сделала неправильный выбор.

Сквозь сон Искра почувствовала, как её коснулась теплая рука. Лёгкие пальцы пробежались по плечу, волосам, давая ей возможность выпутаться из объятий этой пугающей действительности. Вдох, другой, и Искра заснула уже в совсем другой истории. В той, где хрусталь неба лежит на плечах ветвистых сребристоиглых сосен, а свет солнца отражается золотыми брызгами в каплях смолы, стекающих по их стволам.

Глава 33

Рубикон. Эпилог

— Айа лиересоу вие клорине.

— Айак.

Рысь прикрыла глаза, наслаждаясь этим чувством. Услышать верные слова, сказанные правильно — это ли не наслаждение? Как бы ни старался Корон, у него было слишком мало времени, чтобы понять всё это. А Белка умела. Пусть даже сейчас она сказала это только для того, чтобы порадовать сестру, неважно. Слова звучали музыкой. Благословенен разделивший со мной пищу. С такими словами любая еда вкуснее.

Рысь открыла глаза. Белка сидела напротив и улыбалась — не насмешливо, а просто по-доброму. Минута покоя. К сожалению, слишком короткая. Рысь поставила миску на землю.

— Доешь спокойно, — посоветовала Белка, — успеешь ещё.

Рысь покачала головой. Не надо, чтобы Корон ел один, а на него пялились. Это неправильно.

— Сиди, я разбужу, — Белка всё-таки не удержалась от помощи, и сама вскочила с места.

Прямо сказать, идти было недалеко — Корон спал буквально в трёх шагах от них. Спал ли? Лежал обмякший с закрытыми глазами — это точно.

Потревоженный Белкой, Корон вскочил с места с коротким вскриком ужаса. Рысь зябко повела плечами. Пробуждение для Корона было возвращением от забытья к кошмару. Она не знала, как ему помочь и украдкой посматривала на сестру — та как будто бы понимала больше. Белка крепко обняла Корона и зашептала ему что-то… не успокаивающее, наверное. Рыси показалось, что она подсказывала Корону, что произошло. Почему он не чувствует Юны рядом. Может, и правда, ему лучше услышать об этом, чем вспомнить самому?

Рысь смотрела, как Белка и Лина суетятся вокруг Корона, и всем своим существом чувствовала, как минуты отдыха заканчиваются. Прошло всего несколько дней, но она чувствовала себя смертельно уставшей. Это даже не пугало — отупляло.

Белка с Короном вернулись. Они втроём сели в круг, каждый со своей миской. Этакий молчаливый завтрак. Видимо, Белке с Линой как-то удалось уговорить Корона поесть, потому что он старательно, хоть и без энтузиазма, жевал, не отрывая взгляда от земли.

— Корон! — раздался оклик Ависар. — Иди-ка сюда!

Рысь недоверчиво покосилась на стоящую неподалёку целительницу. Она что, правда надеется, что он её услышит?

— Тебя зовут, — мягко сказала Белка, положив руку на плечо мальчика.

— Да? — растеряно переспросил Корон.

Ависар окликнула его ещё раз. Корон поставил миску на землю и вдруг вскинул голову и посмотрел Рыси прямо в глаза.

— О, Рысь, — церемонно произнёс он, — позволь мне называть тебя другом?

Опять… И снова он застал её врасплох. Рысь едва успела перехватить дыхание, чтобы волнение не было так очевидно.

— Нет, — Рысь постаралась, чтобы ответ прозвучал не слишком жёстко, но не была уверена, что это получилось.

Корон слегка наклонил голову, давая понять, что услышал её, встал, и пошёл к Ависар.

— И что это было? — с нотками негодования в голосе спросила Белка. — Ты подарила ему свою жизнь, но отказываешь в дружбе?

— Он не понимает, чего просит, — отрезала Рысь.

— Это ведь не впервые? — слова Белки прозвучали скорее утверждением, чем вопросом, хотя Рысь была уверена, что вчера она их разговора не слышала.

— Не впервые, — нехотя подтвердила Рысь.

— А он хоть раз просил об этом до Коньей Горки?

— Нет.

— Всё он понимает, — подытожила Белка, — и ты это знаешь.

Рысь молчала. Белка была, наверное, права. Она не ошибалась в подобных вещах. Но всё существо восставало против того, чтобы ответить на вопрос Корона «да».

— Чего ты боишься? — мпросила Белка.

— Боюсь? — пожалуй и правда, это было сродни страху. — Это я должна защищать его, а не он меня.

— То есть его ты могла бы назвать другом?

Рысь медленно кивнула. А как ещё назвать то, кем ей стал Корон? Да даже если молчать — суть не меняется. «Тот, кого я называю другом, мне глубоко небезразличен. Мой друг — есть важная часть моей жизни. Тот, о благополучии которого я буду заботиться, чтобы жизнь моя не стала хуже. Тот, ответственность за судьбу которого я считаю своим делом.» — так она ответила Корону, когда он спросил её о значении этого слова. Всё, до последнего слова, про них.

— Думай что хочешь, но Корону сейчас было бы полезно о