Он ощупал кору, дюйм за дюймом. Вот и грань. И вот… Почти бегом он вернулся к тому месту, где оставил свою походную сумку. Достал нож. Подумал — и прихватил с собой еще маленький топорик, который обычно брал в тайгу.

Догадка, неясная и неопределенная, торопила его…

Поддев топориком кусок коры, он почувствовал, что находится на правильном пути. Лезвие топора ушло в пустоту.

Тогда он вогнал топор глубже. Накренил и надавил от себя одновременно — и часть ствола, словно дверца в потаенном ящике, отошла от своего места и сдвинулась. Он заспешил, сделал неверное движение — и «дверца» вместе с топориком рухнула ему на ноги.

Хорошо, что он успел обуть сапоги — иначе охромел бы. Крылов переступил, проверяя, целы ли кости ступни, но через мгновение забыл о них, потрясенный увиденным. Прямо на него смотрел мертвый ребенок.

Это была девочка лет шести. В длинном платье-халате, отороченном внизу оленьими шкурками. На голове меховая шапочка, из-под которой видны черные косички…

Внутренне содрогаясь при мысли, что нарушил покой несчастного маленького существа, как во сне, Крылов поднял «дверцу» и поставил ее на место. Отошел. Оглянулся. Ничего не заметно. Внешне усыпальница-кедр ничем не отличался от своих собратьев.

Вот значит как… Ошеломленный, Крылов долго не мог прийти в себя. Он обследовал еще несколько деревьев — они оказались нетронутыми… Идти дальше. В глубь леса, ему расхотелось, и он вернулся к реке.

— Ты знал об этом? — спросил он, коротко рассказав Елисею о том, что увидел в Священном лесу.

— Слыхал, — без особой охоты ответил проводник, помешивая в котелке уху.

— Ну? Что молчишь? Рассказывай, — попросил Крылов, сердясь на его медлительность.

— Это из Напаса. Они тоже сюда своих возят, — сказал Елисей. — Наши ни разу не хоронили. У нас таких нету.

— Каких «таких»?

— У которых все дети помирают. У нас таких нету, — повторил Елисей.

С трудом Крылов заставил его объяснить, что все это значило.

То ли проводник не хотел в этот момент беседовать, то ли сама тема была неприятна для него, но он процеживал слова, будто сквозь мелкое сито. Тем не менее Крылов понял основное: обряд захоронения внутри деревьев среди «окуневых» и «таежных людей» существует давно. Хоронят, однако, только детей, считая, что их скорая смерть угодна духам. В тех семьях, где по разным причинам дети умирают один за другим, чтобы остановить беду, шаман дает разрешение похоронить ребенка в кедре. С тем, чтобы душа его не плыла, как обычно, в Мертвое море, а осталась на земле. Тогда другие дети умирать не будут.

А в дерево перейдет душа похороненного ребенка. Таким деревом сель-купы издавна выбрали кедр…

— Это большая тайна? — поинтересовался Крылов, понимая, что проводник рассказывает не без внутреннего сопротивления.

— Нет, — пожал плечами. — Прошлым летом приезжал урядник. Сказал, в тюрьму заберет, если узнает, что не по-русски хороним.

Урядник? Крылов задумался. Он как-то совсем упустил из виду эту сторону дела. В самом деле, заглянет в Священный лес эдакий блюститель — и беда может обрушиться на «окуневых людей». Примеров предостаточно. Несколько лет назад газеты вполне серьезно печатали отчет о том, как в нарымской деревушке с помощью полиции изгоняли беса из беременной женщины и чем это кончилось…

Впрочем, зачем далеко в нарымские земли ходить. В самом Томске в доме Колотилова на углу Дворянской — сообщал «Сибирский Вестник» — поселилась… кикимора. Полиция не смогла ее поймать. Пригласили профессоров из университета, и они долгое время за этим домом вели научное наблюдение, пока не установили, что звуки, которые были слышны и днем и ночью, «суть происхождения пустотного». В пустотах рождаются. Однако полиция постановила все же дом Колотилова снести.

А «мултанское дело»? Шестеро неграмотных крестьян-удмуртов из села Старый Мултан Вятской губернии обвинялись в том, что они преднамеренно убили человека с ритуальными целями. В их защиту выступил тогда писатель Короленко. Его поддержал юрист Кони.

Их заступничество привлекло к процессу повышенное внимание. Начались споры, ученые доказательства…

Именно в этот момент и наступил «высокий час» библиотекаря Степана Кировича Кузнецова, о котором он до сих пор вспоминает с гордостью.

С бесстрашием малого, но отчаянного существа Кузнецов бросился на авторитеты. Резко выступил против лжетеории профессора Смирнова, допускавшего жертвоприношения у вотяков. Кузнецов хорошо знал предмет спора: до приезда в Томск он долго изучал быт и нравы народов Поволжья. Он имел право свидетельствовать в их пользу.

«Это провокация! — писал он в газеты, в суд, в Русское географическое общество. — Это грубая подделка под жертвоприношение! Вотяки должны быть оправданы!».

Его голос из далекой Сибири не пропал втуне. Он слился с защитой Короленко в печати, с юридически безупречной логикой Анатолия Федоровича Кони. Общими усилиями неграмотные удмурты были оправданы.

Салищевцы в университете наперебой поздравляли Кузнецова и этнографов Магницкого и Богаевского, также присоединивших свои голоса за вотяков. Как же, и отсюда, из Томска, раздался глас протеста! Стало быть, все возможно! Объединившись, люди могут защитить невинных и несчастных, отстоять справедливость…

Крылов припомнил все это: «томскую кикимору», «нарымскую бесовку», «мултанское дело» — и подумал, что не станет сообщать печатно о своих находках в Священном лесу. Главное он выяснил: деревья с колокольчиками, дозорные сибирской тайги, кедры ни в чем не виноваты. А люди… Стоит ли привлекать полицейское внимание к тем, кому и без того живется сурово и скудно?

День клонился к вечеру. Удлинились тени деревьев. Потемнела, стала как будто тинистая вода. Крылов и Елисей засобирались в обратный путь. Дойти бы засветло до стоянки…

Еще две недели провел Крылов в притымской тайге. Много чего довелось ему увидеть и испытать, много сказок наслушаться. Даже на шаманском празднике побывать.

А дело было так. Вернулись с Елисеем в стойбище, где жила Лондра, чтобы забрать оставшиеся походные вещи, а там веселье: у охотника Лосиный След мальчик родился. И это совпало с последним днем проживания жизни назад Муртика, мужа шаманки. Муртик умер зимой. И с тех пор его душа как бы пятилась назад — от зрелого мужчины к юноше, от юноши к подростку, от подростка к младенцу. И в тот день, когда она должна была превратиться в пар, в ничто, Лосиный След объявил о рождении сына и о своем желании дать ему имя Муртика.

Лондра была счастлива. Такая удача — день в день! Ее любимый муж остался на земле, не ушел в Сторону Мертвых, куда ушли многие мужчины ее племени, потому что в нужный момент не оказалось в стойбище новорожденного мальчика. Как плясала она, как целовала свой бубен, без устали кружила у костра, как благодарила всех своих богов и всемогущих духов… Она и вправду была в эту ночь Бабочкой. Легкокрылой, трепетной, воздушной. Не шаманка старая, нет — юная женщина исполняла свой вечный танец-кружение для своего возлюбленного…