трех, — протянул он, что-то вспоминая. — я думаю, отец не откажется поделиться одной. Но вот с псами сложнее. С нами всего двое вожаков и в любой другой ситуации их можно было бы разделить. Один потянул бы нашу упряжку, а другой повел моего отца и его людей обратно, но сейчас…

Равар посмотрел на юго-восток, куда и лежал их путь, после чего покачал головой. Что он там увидел в небе, чего не видел Хаджар — для последнего оставалось загадкой.

— Скоро начнутся снегопады, видимость ухудшится и одного вожака на две упряжки может не хватить. Но, как я понимаю, у нас нет выбора, так?

Хаджар вместо ответа коротко кивнул.

— Что же, — вздохнул Равар и убрал палицу за пояс. — Я буду держать слово с отцом.

С этими словами он развернулся и направился обратно к главному зданию деревни.

— Он странный малый, но хороший человек и доблестный воин, — высказался подошедший к Хаджару Бадур. — В бою мы можем на него всегда рассчитывать.

— А что будет если он не сможет достать нам собак?

— Потянем упряжку сами, — пожал плечами Бадур. — Не впервой, да и… Генерал? Генерал!

Хаджар слышал слова, доносящиеся откуда-то издалека, а сам при этом все падал и падал глубоко в темноту, где звездами сияли воспоминания. То ли свои, то ли чужие, они перемешивались в сиянии памяти и уже сложно было отделить одни от других.

Глава 1804

— Ты чего?

Он открыл глаза.

Небольшой дубовый стол со слегка шероховатой поверхностью, на которой уже местами появились щербинки и трещины, и даже пара ожогов от углей из очага.

Он провел по нему ладонью, вспоминая как вырезал из поваленного дерева в прошлом сезоне. Впервые в жизни ему тогда удалось сделать что-то своими руками, а не разрушить.

— Остынет же.

Перед ним стояла миска с горячей, ароматной похлебкой из грибов, заправленная сметаной и зеленью, выросшей в их огороде.

Он поднял взгляд на её лицо. Успевшее за эти годы покрыться небольшими, едва заметными морщинками, но все такое же родное и любимое. Она улыбалась ему, попутно заправляя выбившуюся прядь черных волос за ухо.

— Я сегодня пойду к Листовке, — она крутила в руках чашку, пытаясь согреть пальцы. Почему-то она всегда мерзла. Даже в самые лучшие дни весны и лета. — У неё внук захворал. Второй день уже горячий. Попробую сделать пару отваров и, если получится, произнести нужные слова.

Он сдержано кивнул.

Листовка? Листовка… старушка — мать лесоруба, который учил его валить деревья и ставить крышу. Да, точно, ему же надо было поставить крышу в их маленьком доме, который все почему-то называли “большим сараем”.

Забавные смертные… На седьмом небе, он… хотя нет, он не хотел вспоминать про седьмое небо и тех, кто назвал себя богами.

— Ты займешься забором? — спросила она, допивая чай и поднимаясь со стула. — Надо поправить изгородь, а то мало ли — лисы заберутся в курятник.

Он сдержано кивнул.

Точно.

Забор. Калитка покосилась, петли под засов заржавели и раскрошились, да и сама изгородь требовала ремонта.

— Ночью дождь был, так что в бочке есть вода, — напомнила она около самого выхода. — Только смотри аккуратней — ночью заморозки были, она успела покрыться льдом.

Он снова кивнул.

— С тобой точно все в порядке? — прищурилась она.

Он отвлекся от своего супа и посмотрел за окно, где на мир постепенно опускалась осень.

— Да… наверное, — немного неуверенно ответил он. — Мне показалось, что… я что-то забыл… или вспомнил?

Она только засмеялась. Звонко и легко. Скрывая в этом смехе все заботы и переживания, оставляя на поверхности лишь мягкость и тепло.

— Ну, как вспомнишь свое имя, обязательно мне расскажи!

И с этими словами она ушла. Он еще какое-то время разглядывал стол и миску, а затем поднял взгляд на крышу. Ему на какое-то мгновение показалось, что он уже правил свод их дома… что уже когда-то поправлял забор и купался в холодной бочке и… почему-то он вспомнил черного кота — вечного спутника Мэб.

Странные мысли странного утра.

Выдохнув и покачав головой, он доел, поднялся из-за стола и вышел на улицу. Осень постепенно сменяла лето, обряжая мир в темное злато и медь.

Опустившись на крыльцо, он улыбнулся странному наваждению, после чего отогнул доску в лестнице и достал свое любимое, пусть и единственное, изобретение. Ронг’Жа.

Пальцы тронули струны, и мелодия полилась из сердца в мир.

Касаясь струн, он откинулся на деревянном крыльце, его взгляд устремился к бескрайним просторам природы, расстилающимся перед ним. Пейзажу, сотканному из нитей изумрудной травы и мириада цветов, танцующих под легким ветерком. Лес возвышался почтенными стражем, зеленой стеной, отделяя спокойствие их луга от внешнего мира. Его силуэт вырисовывался на фоне лазурного неба израненными временем старым памятником тем временам, о которых не вспомнили бы даже боги.

Улыбнувшись тем далеким снам о временах, когда он был лишь деревом посреди мертвой земли, наблюдая за тем, как жизнь постепенно зарождалась, делая свои первые неуклюжие шаги, он убрал инструмент и спустился вниз. Коснулся трав, вдохнул воздух и снова улыбнулся.

Сегодня с ним что-то было не так, но… это не важно. Наверное, не важно… или будет неважно…

Он лег на мшистую землю, вдыхая ароматный воздух Велесова леса. Одного из немногих Старших Богов, кроме Ляо Феня, с кем любил проводить свободное от походов к Вратам время.

Отголоски пения птиц и шелеста листьев раздавались вокруг него. Он закрыл глаза и почувствовал, как вибрации вечной мелодии просачиваются в его вены — песня, которая была стара, как сама земля. Как те семь мгновений, что разделяли рождение мира и рождение его — мертвого древа посреди мертвой земли.

Звуки жизни в ее безупречной чистоте — шелест листьев, журчание ручья, далекий зов птиц — наполнили воздух вокруг него, звуча едва заметным сердцебиением мира.

Его чувства, такие незнакомые боги, но столь же тривиальные для смертного, открылись для дикой силы жизни вокруг него — хрустящий аромат сосны и подземный запах трав просочились в него, вплетая и его самого в ткань мира. Он почувствовал, как деревянное крыльцо за спиной покрывается пыльцой от прикосновений крыльев пчел и бабочек, как выветрившаяся земля луга дышит и каждым выдохом отправляет в путь семена новой жизни.

Открыв глаза, он увидел величие неба — лазурное море,