твой стержень, Хаджар, — серьезным тоном произнес северянин. — подумал бы, что ты лукавишь. Между осознанием трех путей Терны и всей Терны — лежит огромная пропасть. В Твердыне даже до изучения силы Души не допускают тех, кто не понимает Терну целиком.

Хаджар только развел руками. Он действительно не ощущал что-то необычайно или каких-то качественных изменений в своей Терне.

Не было такого разительного перехода, как на пути мастерства меча. От различных стадий Королевства, к примеру. Не говоря уже про переход от Оружия в Сердце к Королевству.

— Хотя, — внезапно задумался Бадур. — возможно это как-то связано с тем, что тебя освободили от Скверны… но тогда, получается, что…

Северянин замолчал и смерил Хаджара задумчивым взглядом. Он отставил мешок в сторону, после чего подошел к генералу и начал его разглядывать, как купец — лошадь на базаре.

— Нет, это совсем уж сказки какие-то, — покачал головой северянин.

— Ты о чем?

Бадур ответил не сразу, словно сомневался в том, стоит ли вообще обсуждать эту тему. Будто боялся показаться дураком или юнцом, верящим в сказки.

— Скверна и Терна — это две во многом схожие силы, — проворчал северянин. — Во всяком случае, так нас учат ведуны в Твердыне. Обе они являются энергий всего мира. Но скверна она… мне сложно вспомнить нужные слова, Хаджар.

— Я постараюсь понять, — подбодрил генерал.

Бадур благодарно кивнул.

— Скверна, она изначально существовала вовне, — Бадур говорил медленно, с расстановкой, тщательно подбирая слова. — Не спрашивай, где именно вовне. На это я не отвечу. Но скверна окружает этот мир, а терна рождена изнутри и в этом вся разница.

Хаджару с трудом удалось сохранить серьезное выражение лица, чтобы не ухмыльнуться. Сложно вспомнить, сколько раз он слышал нечто подобное о “внутренней и внешней энергиях”, о “техниках и мастерстве”, о “алхимии и тренировках”, “о мистериях и магии”.

Да даже последние открытия, которые он сделал для себя о Правилах, Законах и силе Души.

Везде присутствовала некая дихотомия, словно каждый раз адепту предлагалось два пути, и он был в праве выбрать свой. Вот только в конечном счете, оба эти пути приводили в одну и ту же точку.

Вопрос оставался лишь в том — какую.

— Ладно, — Бадур закинул один мешок с необходимым себе на плечо, а второй — протянул Хаджару. — Если нам повезет, то ты проверишь свое владение Терной в Твердыне, а если нет — то в пути.

Хаджар принял мешок и вместе они вернулись обратно к дому, где их уже ждал Равар. С просторными, крепко сбитыми санями, куда большего размера, чем мог надеяться Хаджар.

На таких можно было увести минимум шесть человек со скарбом, рассчитанным на десять дней пути. Что, в целом, логично, учитывая, что сани, скорее всего, служили в северных землях основным способом передвижения.

— Собаки? — спросил Бадур.

Вместо ответа Равар лишь угрюмо покачал головой.

— Понятно, — выдохнул северянин.

Переглянувшись, Хаджар и Бадур не теряя времени вернулись в дом, где их уже ждали Шакх, Альбадурт, Дубрава и Лэтэя.

Альбадурт, все с тем же отсутствующим взгялдом, тяжело опирался на предплечье Шакха. Хаджар взял его под другой локоть, обеспечивая другу необходимую поддержку. Втроем они медленно, нога в ногу, двинулись к саням, где вместе с Шакхом положили Албадурта спиной к борту и положили на колени ручной арбалет. На мгновение в глазах Удуна появился отблеск сознания, но также быстро затух.

Дубрава уместилась рядом и шепнула, что присмотрит за гномом.

Лэтэя же оказалась в худшем состоянии. Если сравнивать с Албадуртом, конечно. А так, с если приглядеться, то манипуляции ведьмы не прошли напрасно и дыхание воительницы выровнялось, щеки порозовели, а глаза под веками больше не танцевали безумный пляс.

Вместе с бледным Артеусом, не отходящим от жены, они уложили её на носилки. Втроем (хотя волшебник только мешался, так как лишившись своей магии, по силе ничем не отличался от простого смертного) они донесли носилки до саней, где бережно опустили воительницу рядом с Дубравой. Ведьма тут же укрыла Лэтэю шкурами и принялась снова что-то смешивать в баночках.

Хаджар уже собирался вернуться к вопросу с упряжкой, как его рук коснулась холодая ладонь.

— Мне снился сон, — прохрипела Падающая Звезда, разом привлекая внимание мужа и ведьмы. — В нем мы сидели в саду. И над нами не сияли звезды. Мы болтали и веселились. А еще там была…

— Ну хватит, — Дубрава провела ладонью над глазами Лэтэи и веки девушки снова сомкнулись. — Отдыхай. Путь будет трудный. Тебе еще понадобиться твои силы.

Хаджар некоторое время не двигался. Ему казалось, что то, что ему сказала Лэтэя, отозвалось в памяти ощущением то ли дежавю, то ли ложным воспоминанием или…

— Мы с Бадуром пойдем впереди, — Равар нацепил на грудь кожаные ремни, соединенные с санями обмотанной веревкой цепями. — Вы с меднокожим будете сзади. Идем по четыре часа. Привал не дольше двадцати минут. Ночь спим пять часов.

Никто не собирался спорить с Раваром, так что, когда каждый занял свое место в упряжке, их отряд двинулся в путь.

На скрывающуюся позади деревню не обернулся ни один из них.

В диком сердце зимнего пейзажа сани прокладывали молчаливый путь через просторы бесконечных снегов. Могучие фигуры Хаджара, Бадура, Шакха и Равара, закутанные в меха, тащили тяжелые сани по волнистому рельефу, а их дыхание замирало мерцающими облачками в морозном воздухе. Силуэты четырех воинов на фоне белого простора создавали иллюзию волшебных созданий, бредущих через неземное царство, где земля и небо сливались в едином порыве белоснежного сияния.

Вот уже четвертый день они двигались сквозь пустоши и за все это время обмолвились лишь парой слов.

Их путешествие по краю, облаченному в безжизненный лед, буквально пропиталось тишиной настолько глубокой, что мягкий хруст их снегоступов, отдавался в ушах, далеким боем барабанов.

Насколько хватало глаз, мир был погружен в бестрастные зимние объятья. Такого Хаджар не видел даже в Черных Горах Балиума.

Замерзший и, казалось, безжизненный край. Однако даже этом пейзаже была какая-то сырая, ничем не нарушаемая красота, дарующая некий покой.

Мысли постепенно уходили из головы, оставляя лишь простую механическую необходимость переставлять ноги. Лицо, покрытое инеем и обледеневшие ресницы со снежными наростами на лице уже не беспокоили так сильно, как в первый день.

А монотонность окружающей действительно лишь настраивала на какой-то сюрреалистичный, медитативный лад, заставляя генерала с удивлением осознать,