– Буду носить ее с гордостью. А если когда-нибудь сяду на мель, у меня в запасе всегда будут деньги на бутылку джина, – сказал он мне с намеком на свою прежнюю грубость. – Ну что ж, думаю, пора двигаться дальше, – энергично продолжил он.

– Конечно, – ответила я. – Это наше маленькое приключение дорого нам стоило. У нас почти нет денег, ты потерял свою коллекцию и дом, и нас чуть не убили. Ты оказался бы самым неразумным человеком в мире, если бы не хотел обо всем этом забыть. Но, говоря это, я думаю о том, осталось ли в тебе хоть что-то от дерзкого авантюриста.

Он вдруг замер.

– О чем это ты?

– Я сделала предложение лорду Розморрану прошлой ночью.

Я изложила ему все в подробностях, описала план, который мы составили с его светлостью, и все это время Стокер напряженно слушал, прервав меня только однажды, чтобы задать вопрос.

– На этот раз он говорит серьезно?

– Конечно. Он хочет сделать из Бельведера в Бишопс-Фолли настоящий музей. Но он не сможет сделать этого до тех пор, пока все коллекции не будут каталогизированы, а экземпляры – профессионально подготовлены к экспонированию. Когда с этим будет покончено, нужно будет снарядить несколько экспедиций, чтобы добыть в коллекции недостающие образцы. Этого плана достаточно для того, чтобы мы были завалены работой в ближайшие двадцать, нет, тридцать лет, если захотим. Мы будем жить здесь, в Лондоне, и ездить в экспедиции всегда, когда нам потребуется полевое исследование; спонсированные экспедиции, – поправила я себя. – Его светлость собирается открыть подписку для своих самых богатых друзей, чтобы окупить затраты. Между экспедициями каждый из нас будет получать приличное жалование, а Бельведер его светлость предоставит нам для работы. Он также готов предложить нам жилье. Он упоминал небольшие строения в поместье, те маленькие живописные домики, на которые в наш первый приезд указывала нам леди Корделия. Его светлость говорит, что не составит большого труда обустроить их для нас, чтобы у каждого был свой небольшой домик. Я уже выбрала себе готическую часовню, – предупредила я, – так что даже не пытайся положить на нее глаз.

Он размышлял над моими словами, а я затаила дыхание. Мне показалось, что за эту минуту его молчания прошла вечность. Империи создались и рухнули, прошли войны, дети родились, выросли, постарели и умерли, а я все ждала, и самое ужасное было то, что я ни словом, ни жестом не могла показать ему, как много значит для меня его ответ. Мы были стойкими товарищами по оружию, партнерами в приключении. Я не просила у него ничего, кроме этого.

Он смотрел на меня с непроницаемым лицом.

– Я чувствую себя так, будто меня закрутил смерч.

– Ты не ответил, – заметила я.

– Только дурак стал бы отказываться от такого предложения, – просто сказал он. – А я не дурак.

Тяжесть в моей груди исчезла, и я снова смогла дышать. Значит, это не конец. Какая бы странная связь ни была между нами, она пока не закончена.

Он потряс головой, будто желая прояснить свои мысли.

– Я рад, что это не конец, – сказал он, будто прочитав мои мысли; потом я почувствовала в нем какую-то борьбу: взгляд был напряжен, руки сжаты в кулаки, словно он боялся протянуть их ко мне.

Но этот момент прошел, и, когда он заговорил, меня не покидало странное чувство, что он совсем не то хотел сказать. Его голос был спокойным, он держался расслабленно.

– Ну, Вероника, могу совершенно искренне сказать, что никогда не встречал никого, похожего на тебя. Ты подумала обо всем.

– Я старалась, – скромно ответила я.

– Пожалуй, людям сложно тебя удивить, – проговорил он, глядя поверх зеленого моря листьев.

– Это бывает нечасто, – признала я.

– Ну что ж, значит, я буду очень этим гордиться, – сказал он, вынимая из кармана связку бумаг. Он протянул ее мне.

– Что это?

– Считай это подарком ко дню рождения. Я запомнил дату в документах. Тебе сегодня двадцать пять. С днем рождения, Вероника.

Я все еще смотрела на бумаги у себя в руках и совершенно не могла понять, что же он сделал.

– Это подлинные документы, доказывающие твое происхождение, – ласково сказал он мне. – И те, что твоя мать отдала Максу, и те, что сестры Харботтл хранили для тебя в банке.

Я долго не могла произнести ни слова, а когда смогла, воскликнула с удивлением:

– Но я же их сожгла! И ты сам это видел.

– Ты сожгла ту связку, что я тебе дал. Вот чем я занимался, когда ты думала, что я делаю заметки о монтировке слона. Я готовил поддельные документы, чтобы ты их уничтожила. Я согласился, что уничтожение бумаг – единственный способ добыть тебе свободу, – уверил он меня, – но подумал, что мы достигнем того же эффекта, даже если только сделаем вид, что уничтожаем их.

– Но зачем…

Он посмотрел вдаль, обратив взгляд на что-то не видимое мне.

– Каждый человек заслуживает правды, Вероника. Что ты будешь с ними делать – это твое решение. Но нельзя допускать, чтобы кто-то делал этот выбор за тебя только потому, что людей пугают истинные факты.

Сжечь ли их, опубликовать или выбросить в Темзу – только ты должна это решить, а не кто-то другой.

Я покрутила связку в руке, пробежала пальцем по ленте. Подумала о жизнях, которые были покалечены или уничтожены из-за того, что здесь содержалось. Моя мать умерла от разбитого сердца. Принц Альберт, мой отец и барон – всех затронула истина, сокрытая в этих строчках. Дорогая цена заплачена за поведение мальчишки, которому не было еще и двадцати, и девушки, которую он любил.

– Пора оставить души покоиться в мире, – сказала я наконец.

– Значит, ты хочешь их уничтожить? – спросил он.

Я спрятала документы в карман и взяла его под руку.

– Когда-нибудь. Но не сейчас. Пока достаточно того, что они у меня, а мы в безопасности. А теперь пойдем в Бишопс-Фолли и начнем строить планы о нашем музее. Жаль, что слон лорда Розморрана был уничтожен при пожаре. Он бы прекрасно смотрелся на входе.

– На входе! – сильные мускулы у него на руке сжались от возмущения. – Да ты с ума сошла. Этот слон должен был стать моим шедевром. У него есть другой, еще больше, его-то уж я закончу, и тогда он окажется в центре музея как главный экспонат.

– Из всех безумных идей… – начала я.

Мы упоенно спорили всю дорогу до Бишопс-Фолли, и я прекрасно знала, что так и будет. За что бы мы со Стокером ни брались, мы не могли ничего делать без бурного обсуждения и состязания в остроумии. Но, вместо того чтобы расстроить меня, этот спор сразу поднял мне настроение, и мои шаги ускорились от радостного предвкушения. Исследования звали нас, и мы собирались ответить на этот призыв, отправившись на неисследованные континенты по неизведанным морям; мы будем бороздить их вместе, а заодно, может быть, раскроем парочку тайн. Перед нами лежали сотни приключений, и я с нетерпением их предвкушала. Как часто говорила прекрасная Аркадия Браун, леди-детектив: excelsior!