великолепие одежды в города, в которых нашли приют, [и] склонили жителей к тщеславию, к избытку яств и деликатесов, что весьма необычно и неподобающе здесь, в стране».

В голландских провинциях жители привыкли ходить в простой и сдержанной одежде, точно так, как ранее предписывал Кальвин. Это резко контрастировало с богатыми брабантцами, которые демонстративно шествовали по улицам Амстердама в экстравагантных и дорогих нарядах, громко разговаривая на непонятном языке. Антверпен был богатым портовым городом, торговой метрополией, в которой многие богатые антверпенские купцы подражали испанской моде, надевая дорогой черный бархат и испанские воротники, так называемые «мельничные жернова». За это их прозвали «сеньорами», или Sinjoren, но они ловко превратили прозвище в почетный титул. Спустя 30 лет фигура антверпенского «сеньора» получила главную роль в популярной комедии «Испанский брабантец» амстердамского поэта и драматурга Гербранда Бредеро.

Житель Антверпена без гроша в кармане Иеролимо предстал там антверпенским хипстером-авангардистом, описав Амстердам как «красивый город, но люди слишком грязные» и назвав его жителей «волосатыми болванами… которые живут так просто и легко, и если они что-то испортили, то это глупо».

Поначалу зажиточными южными мигрантами восхищались: их состоятельностью, более высоким уровнем образования и тем, что они способствовали буму торговли и промышленности в северных провинциях. Но помимо того, изгнанники привезли в багаже самоуверенность и самодовольство столь огромные, по мнению голландцев, что многих из них считали более «шумными, заносчивыми, надменными и вспыльчивыми, чем голландцы». «Надутые самодовольные глупцы», чья речь изобилует французскими заимствованиями, но они делают вид, что говорят на международном языке.

Голландцев, в свою очередь, описывали как «тупых» и нищих, «безмозглых голландских деревенщин», слишком глупых, чтобы понимать красивый брабантский диалект.

Социальная и культурная напряженность привела к тому, что многие беженцы почувствовали себя нежеланными гостями в своих новых домах. К ним относились придирчиво из-за знаний и денег, голландцы не допускали их к общественной жизни. Тем не менее культурная и экономическая утечка мозгов придала Северу огромный импульс. Пока такие города, как Гент, Брюссель и Антверпен, медленно выбирались из экономической пропасти, Амстердам и Роттердам процветали, как никогда прежде. Харлем и Лейден превратились в крупнейшие промышленные центры Нидерландов. Несмотря на социальные и культурные разногласия, подавляющее большинство беженцев продолжило жить в республике. Они сделались движущей силой золотого века Нидерландов. В начале XVII века Антверпен стал средоточием алмазной промышленности, а также текстильного ткачества и крашения.

Падение Фарнезе

Завоевания Фарнезе вернули Южные Нидерланды под крыло Испании. Его военная и дипломатическая проницательность принесла ему славу и членство в ордене Золотого руна всего за три года, но ему не удалось сохранить набранный темп. Война и неурожай полностью подорвали экономику Южных Нидерландов, уморив голодом не только население, но и солдат. Английская королева тем временем приступила к активным действиям. Летом 1585 года она заключила с республикой Нонсачский договор, по которому повстанцы получили от королевы ссуду и еще 6000 солдат, чтобы продолжать борьбу против Испании. Королева-протестантка всегда была бельмом на глазу у испанцев.

Поддержка повстанцев и набеги англичан на караваны серебра из колоний постепенно привели к тому, что гнев Филиппа достиг точки кипения. Он счел соглашение с республикой прямым оскорблением в свой адрес и в том же году объявил Елизавете войну.

В конечном итоге разработка плана завоевания Англии заняла более двух лет, но когда весной 1588 года Непобедимая испанская армада отплыла из порта Лиссабона к побережью Фландрии с 30 000 человек на борту, все свидетельствовало о том, что Англию можно захватить. На деле все было наоборот. За демонстрацией великой испанской мощи скрывался план нападения, который изобиловал подводными камнями. Филипп передал командование флотом герцогу Медина-Сидония, своему кузену.

Герцог был отличным управленцем, но у него не было никакого военного опыта. Более того, он никогда ранее не командовал флотом. Непобедимый флот частично состоял из громоздких и устаревших кораблей. Кроме того, большая часть солдат на борту представляла собой ватагу необученных новобранцев, призванных незадолго до высадки. Испанский король, однако, был уверен в хорошем исходе и написал герцогу, чтобы тот рассчитывал на Божью милость. Оглядываясь назад, можно сказать, то было слабым утешением, поскольку у Бога, похоже, был выходной. Вторжение обернулось настоящим кошмаром для испанцев. Громоздкие корабли продвигались так медленно, что запасы продовольствия и питьевой воды закончились гораздо раньше, чем ожидалось, а когда Армада наконец появилась у берегов Англии после сильного шторма, Фарнезе, который должен был пересечь Ла-Манш из Ньивпорта со своим флотом и 17 000 солдат, бесследно исчез.

Государственный флот республики блокировал Ньивпорт, и Фарнезе не оставалось ничего другого, кроме как ждать, пока Армада терпит поражение от англичан. Борьба между «величайшей морской державой со времен Сотворения мира» и английским флотом заняла две недели. Английский флот не превосходил численно испанскую армаду, но состоял из хорошо вооруженных, быстрых и маневренных кораблей. Англичане нанесли испанцам коварный удар [175]. Одни испанские корабли сбились с курса и столкнулись друг с другом, другие сели на мель у берегов Англии и затонули, а третьи англичане преследовали до самой Скандинавии. Герцог Медина-Сидония с третью флота и половиной войск отступил обратно в Испанию. С этого момента Британия властвовала над морями.

Цена сокрушительного поражения испанцев от англичан оказалась немалой. Все это предприятие обошлось Филиппу в 10 миллионов дукатов, что втрое превысило первоначально заложенный бюджет. В результате Испания третий раз за 40 лет оказалась на грани банкротства.

Неудавшееся вторжение стало политической эпитафией Фарнезе. Филипп потерял лицо на международной сцене и обвинил кузена в том, что тот покинул армаду на поле боя. В испанских рядах даже пошли слухи, что Фарнезе вел двойную игру. Сам Фарнезе заранее направил королю замечания о неосуществимости плана вторжения, но Филипп, казалось, об этом совсем забыл.

Генерал, который тремя годами ранее пользовался большим уважением за то, что спас испанскую мебель от кальвинистского огня, попал в немилость сеньора и был вынужден расплачиваться за поражение. Фарнезе отправили во Францию, которая опять воевала с Испанией, но во время атаки близ Руана он получил ранение. Он удалился в Аррас и 3 декабря 1592 года умер озлобленным.

Австрийский эрцгерцог Альбрехт

Тем временем в голландских провинциях Мориц Оранский, второй сын Вильгельма Оранского, взял на себя руководство восстанием, поскольку его старший брат Филипп Вильгельм все еще находился в плену в Испании. Вместе с опытным юристом Йоханом ван Олденбарневелтом Морицу удалось вытеснить английского графа Лестера, который якобы пришел на помощь, но не имел должного военного опыта и только увеличил потери. Голландцы были сыты по горло парадом