Максимум – несколько пощёчин.

Впрочем, как пойдёт.

Швейного мужа вспоминаешь с благодарностью. Бывает, случайные люди подталкивают к важнейшим действиям.

Не будем драматизировать. Старый враг – тот, кого ты решил проведать, – не опасен. Когда-то, полторы жизни назад, он даже присылал, через общих знакомых, какие-то намёки, осторожные предложения о перемирии. Ты, конечно, ничего не ответил.

Вражда ему льстит. Иметь тебя в числе врагов для него – почётно.

Он слабее тебя, да. Ты его не боишься.

Никогда не боялся.

Врагов вообще не следует бояться. Их надо уважать и уничтожать.

Телогрейки лежат за спиной и благоухают свежим текстилем. От запаха поднимается настроение. Улыбаешься и даже пытаешься петь. Три ватных куртки кажутся тебе чем-то невероятно важным. Золотым кладом, сундуком с дублонами, поднятым с морского дна. Ты думаешь о Томе Форде, о том, что американец, наверное, точно так же самодовольно скалится и насвистывает «My Way» Синатры, когда придумает очередной гениальный сверхмодный прикид.

Каширское шоссе переходит в дорогу до аэропорта «Домодедово», здесь уже можно прибавить ход, асфальт идеален, а скорость всегда снабжала тебя самыми лучшими эмоциями, и ты почти счастлив сейчас; чем быстрей – тем лучше, вот твоё правило, с ним ты прожил все свои жизни; нога сама давит на педаль. Ты едешь навестить врага? Ничего подобного, ты просто движешься вперёд, к линии горизонта, навстречу врагам, друзьям, любовям, к новым поворотам судьбы, в неизвестность. В сладостное и грозное будущее.

Спустя десять минут сворачиваешь с трассы, асфальт становится хуже, дорога – кривей, скорость – ниже, но ничего. Точный адрес известен, скоро ты доберёшься до места.

И разговор не будет долгим.

Ты достаёшь телефон и набираешь номер, и просишь Павла Аркадьевича. Это очень старый приём; как все старые приёмы, работает безотказно. На том конце – вполне вежливый молодой мужской голос. «Минуту». Ты немедленно отключаешь связь. Теперь тебе известно, что Павел Аркадьевич на месте.

Ещё один поворот – начинается так называемый «посёлок городского типа», множество одинаковых старых панельных домов в три этажа, с неопрятными разномастными балконами. Меж домов есть и избы, вросшие в землю, окружённые серыми кривыми заборами, и бесформенные скопища гнилых сараев и покосившихся гаражей, и какие-то огороженные бетонными заборами автомобильные и тракторные парки, и на протянутых тут и там верёвках во множестве сушатся подштанники и пододеяльники. Много пыли, но вся она поглощается кустами и деревьями: повсюду густо торчат группы клёнов и берёз, канавы вдоль обочин заросли огромными, размером с газету, чёрно-зелёными лопухами.

Бегают собаки и кошки.

Подъезжаешь к отдельно стоящему одноэтажному строению на отшибе; стены щербатые, облезлые, зато закрыты несколькими громадными рекламными щитами.

ТИХИЙ ОМУТ.

БАР. РЕСТОРАН. НОЧНОЙ КЛУБ. КАРАОКЕ. БИЛЬЯРД. ТАНЦПОЛ. МАНГАЛ. СВАДЬБЫ. БАНКЕТЫ.

БИЗНЕС-ЛАНЧ.

На сравнительно просторной стоянке возле заведения остывают два покоцанных пыльных внедорожника с тонированными стёклами и огромный мотоцикл «Хонда Голд Винг».

Те же люди, которые когда-то сообщили тебе адрес, добавили, что заведение процветает. Сейчас ты готов поверить. Сотни разноцветных лампочек уже сверкают по углам и вдоль края двускатной крыши и вокруг вывески, хотя вечер едва начался и солнце жарит вовсю. И уже доносится музыка, какая-то радикальная кислота, ди-джей пробует свои силы, и рука его тверда; ты выбираешься из машины и обходишь здание вокруг. Здесь – чёрный ход, заставленный пустыми картонными ящиками, двое малолетних хулиганов выгружают из минивэна пакеты с молоком и коробки сливочного масла, и ты спрашиваешь – «Где Паша Солодюк?», – и хулиганы синхронно кивают в сторону распахнутой двери, обитой оцинкованным железом.

Проходишь делово, быстро, как будто тоже что-то привёз и спешишь разгрузить.

Паша Солодюк стоит в конце коридора, руки в карманы, красное круглое лицо, прозрачные глаза под белыми ресницами. Он явно руководит выгрузкой продуктов; или не руководит, но контролирует. Он одет в дешёвые, но отглаженные брюки и белую рубаху, в распахнутом вороте видна золотая цепочка на жирной шее.

Он замечает тебя, глаз дёргается, но в целом Паша прекрасно владеет собой и своего испуга не выдаёт.

Ты улыбаешься.

Вы не виделись семь лет. Полную жизнь.

Ты не можешь отказать себе в удовольствии: смотришь на Пашу пристально и делаешь широкий шаг вперёд.

Нервы у Паши сдают, он поворачивается и убегает.

В конце коридора одна дверь ведёт в кухню, разящую запахами жареного, другая – в туалет, оборудованный по последнему слову техники, голубой кафель, светодиоды; но Паша предпочёл скрыться в баре, тёмном и пустом, прохладном пока.

Ты идёшь следом. Навстречу уверенно выдвигается из-за барной стойки крупный малый с бульдожьими складками на угрюмом лице, руки татуированы от запястий до плеч; Паша прячется за его спиной с самым позорным видом.

– Мы закрыты, – надвигаясь, произносит крупный малый с натужной вежливостью. – Что вы хотели?

– Поговорить, – дружелюбно отвечаешь ты и киваешь на Пашу. – С ним. Пять минут.

Крупный малый качает головой.

– Не получится. Человек занят. Работает. Говорить ни с кем не хочет. До свидания.

Те же люди, которые сообщили тебе адрес, ещё добавили, что Паша – отнюдь не хозяин точки, и даже не в доле, всего только наёмный мальчик на побегушках, и главная его задача – следить, чтоб бармены и официанты не воровали алкоголь. Паша нанят по знакомству. После того, как Знаев ликвидировал банк, Паша Солодюк несколько лет бедовал и пьянствовал. Если бы школьные товарищи не подтянули Пашу в ресторанный бизнес, он бы, скорее всего, окончил свои дни где-нибудь в канаве, упившись палёной водки.

– Честное слово, – произносишь ты, улыбаясь и поднимая ладони. – Никакого хулиганства. Павел Аркадьевич – мой старый друг. Практически родственник. Можем поговорить в вашем присутствии.

Крупный парняга медлит.

– Там на стоянке, – добавляешь ты, – стоит мотоцикл. Ваш?

– Мой.

– Задняя резина – лысая. На такой резине в дождь уже нельзя гонять.

– Я в курсе, – враждебно отвечает крупный. Но ты уже смотришь не на него, а на Пашу, – он так и держится позади своего защитника, хотя уже успокоился, лицо снова приобрело багровый цвет. У Паши полнокровие. Бывает, от сильного волнения у Паши идёт носом кровь. Паша Солодюк не самый приятный человек, рыхлое его тело незнакомо с физическим трудом, у него нет двух передних зубов, а под маленькими глазками – красноречивые мешки с багровыми прожилками. Паша, конечно, пить не бросил, просто начинает теперь не с утра.