его план оттеснили другие инициативы. И он смог настоять на своем, сфокусировав внимание Рузвельта на подготовке к «Эскимосу». Для британского премьера Касабланка стала зенитом его дипломатического влияния в годы Второй мировой. После разгрома в Сталинградской битве 6-й немецкой армии генерал-фельдмаршала Фридриха Паулюса (1890–1957) и вступления в войну США появились другие лидеры, за которыми стояли другая мощь и другие возможности. Неблагоприятно складывающиеся для нашего героя долговременные тенденции накладывались на неблагожелательные изменения текущих реалий. После возвращения из Северной Африки 7 февраля Черчилль почувствовал себя плохо. 16-го числа у него констатировали воспаление легких. Новости из Туниса, которые могли придать бодрости и способствовать выздоровлению, лишь усугубляли и без того тяжелое состояние премьер-министра.

Политик поправится, но понадобятся еще два с половиной месяца, прежде чем англо-американские войска одержат в Северной Африке победу. Как с пафосом заметил впоследствии наш герой: «Один континент освобожден». 10 мая исполнилось три года с тех пор, как он возглавил правительство. Оставалось решить еще множество проблем и преодолеть огромное количество препятствий, но в целом ситуация выглядела более стабильной, чем год назад. По случаю одержанной на юге победы Черчилль распорядился, чтобы по всей Англии звонили церковные колокола. За месяц до этого в парламенте обсуждался вопрос разрешить церквям созывать прихожан на службу звоном колоколов: еще летом 1940 года колокольный перезвон был запрещен и должен был использоваться исключительно с целью оповещения населения о начавшемся вторжении. Когда один из депутатов спросил премьер-министра, какая система оповещения будет использоваться, если не колокола, Черчилль со свойственным ему остроумием ответил: «Что касается меня, то я не могу отделаться от мысли, что известие о таком серьезном событии, как вторжение, обязательно просочится наружу»{353}.

Отсроченная победа в Тунисе привела к задержке «Эскимоса». Изначально высадку в Сицилии планировалось провести 30 августа, для чего американцы должны были выполнить свои обязательства и обеспечить готовность своих войск к 30 июля. В ходе обсуждений срок начала операции был перенесен на 1 августа. Этот срок не устроил Черчилля, возмущенного задержкой и бездействием. Еще на конференции в Касабланке он настоял, чтобы к официальному докладу Объединенного комитета начальников штабов было добавлено поручение «в течение ближайших трех недель приложить серьезные усилия с целью добиться проведения операции в период благоприятной фазы Луны уже в июне». По возвращении с конференции Черчилль взял на контроль исполнение этого поручения. Первые проработки Комитетом начальников штабов дали обнадеживающие результаты, и 10 февраля генерал Исмей представил премьер-министру доклад о возможности осуществления его замыслов по сокращению сроков подготовки наступательной операции. Предложения британских штабистов не встретили поддержки у командования на местах. В своем донесении Объединенному комитету начальников штабов от 11 февраля генерал Эйзенхауэр оценил надежды англичан на своевременную подготовку своих войск как слишком оптимистичные. В качестве аргумента он сослался на продолжающуюся кампанию в Северной Африке. По его расчетам, после освобождения Туниса потребуются не меньше десяти недель на передислокацию ВВС союзников и еще четыре недели на обеспечение господства в воздухе. С учетом этих факторов, а также принимая во внимание «нехватку времени на обучение войск и их подготовку», Эйзенхауэр заключал, что «начало операции в июне вряд ли приведет к успеху».

Черчиллю в очередной раз пришлось бороться с экспертным мнением военных, на этот раз американских. Они считали, что опыт высадки в Северной Африке указывает на наличие серьезных проблем в управлении войсками. Например, на участках высадки американских частей было потеряно 34 % всех десантных средств, главным образом из-за допущенных ошибок. Эйзенхауэр опасался, что повторение подобных оплошностей приведет к трагическим последствиям, поэтому не следует скупиться на подготовку солдат. Об этом он прямо сказал Черчиллю в своем послании от 17 февраля, увязав дату начала операции с «наличием времени для обучения и подготовки различных соединений и частей».

В своем стремлении начать операцию как можно раньше Черчилль руководствовался геополитическими факторами, считая, что любые задержки негативно скажутся на отношениях с восточным союзником, который в этот момент в одиночку крушил монолит Третьего рейха. «Мы выставим себя на посмешище, если ни весной, ни в начале лета ни один английский или американский солдат не выстрелит в немецкого или итальянского солдата», – заявил Черчилль начальникам штабов. Также свои «глубокие волнения» относительно «ужасного перерыва в разгаре самого удобного для боевых действий сезона, когда мы не будем делать совершенно ничего», он довел до Рузвельта и его ближайшего помощника Гарри Гопкинса (1890–1946). В частности, в письме Гопкинсу он писал, что «мы заслужим серьезные упреки со стороны русских, если, принимая во внимание слишком мелкие масштабы наших нынешних действий, добавим к этому еще и столь большие отсрочки». Зачем понадобилась Североафриканская кампания, сокрушался британский премьер, «если мы так легко поддались на страхи профессиональных военных?». Параллельно на генерала Эйзенхауэра было оказано давление по линии Объединенного комитета начальников штабов. В частности, в директиве от 19 февраля ему было поручено к 10 апреля доложить о ходе приготовлений, и «если к тому времени июнь как исходная дата проведения операции покажется нереальной», ему вменялось сообщить «ближайшую дату, приемлемую для осуществления плана». После дополнительной проработки Эйзенхауэр доложил 10 апреля, что операцию следует проводить, когда Луна будет находиться во второй четверти, что благоприятно скажется на высадке воздушного десанта, которому ставилась задача дезорганизовать береговую оборону противника. Наиболее ранним периодом, соответствующим желаемой фазе Луны, было 10 июля.

Определившись с датой, Эйзенхауэр продолжил колебаться. Он сослался на «значительные силы противника», под которыми понимались «силы больше двух немецких дивизий» и которые, по его мнению, создавали серьезное препятствие успешной высадке союзных войск. «Если присутствие двух дивизий противника является решающим фактором против высадки миллиона человек, которые собраны сейчас в Северной Африке, тогда вообще трудно говорить о дальнейших способах ведения боевых действий», – возмутился Черчилль. В отличие от военных британскому премьеру приходилось учитывать политические последствия дальнейшего переноса или отмены операции. Ранее советскому руководству сообщалось, что отправка северных конвоев откладывается из-за операции в Сицилии, а теперь получается, что союзники готовы были всё отменить всего из-за двух дивизий. «Что подумает об этом Сталин, у которого на фронте 185 немецких дивизий? – недоумевал Черчилль. – Мне даже трудно себе представить!» По его мнению, нерешительность военных объяснялась особенностями объединенного планирования. «Это пример глупости объединенных штабов, которые играют на собственных страхах» и «приводят наперебой различные трудности проведения операции, в результате наблюдается полное отсутствие одной определяющей позиции и направляющей волевой энергии», – констатировал Черчилль. Через несколько месяцев ситуация повторилась. В конце июня Эйзенхауэр направил в Объединенный комитет начальников штабов виˊдение своих штабистов относительно дальнейших планов продвижения в Италии. Ознакомившись с их позицией, Черчилль сказал с аллюзией на известный монолог Гамлета, что американский военачальник, по-видимому, «хиреет под налетом мысли бледным»[32]. Он был убежден в необходимости «заставить американцев быть более твердыми». Для этого необходимо снять «малодушное колебание с повестки дня» и «просто вычеркнуть этот вопрос из плана работы»{354}.

Операция «Эскимос» началась в ночь с 9 на 10 июля. Черчилль нервничал из-за возможных потерь, вспоминая неудачи предыдущих кампаний. «Как много молодых и храбрых парней погибнет этой ночью, – делился он переживаниями с близкими. – Какая тяжелая ответственность»{355}. Высадка прошла не так успешно, как ожидалось, но в целом цель была достигнута, войска закрепились на побережье и начали борьбу за остров. Спустя 38 дней Сицилия оказалась в руках союзников. Еще до преодоления этого рубежа Черчилль