– Не кипятись, Серафим, – десятник поднял руку в примирительном жесте, – знаю. Мне другое любопытно – ну как и он будет ни одной драки не пропускать да шутки шутить, вроде того, что вы с Сучком и с Петрухой моим аккурат перед ляхами учудили? Мало ли как у них там за Болотом заведено? Тем более ты сам сказал – на Сучка похож.

– И чего мы такого учинили? – хохотнул Бурей. – Гуляли – было дело.

– Ага, гуляли! – Егор обернулся к священнику. – Представляешь, отче, эти три охламона, пьяные, конечно, умыкнули у Касьяна-кузнеца ручные мехи и стали ими на Серафимовом подворье поросёнка через задний проход надувать. А всё оттого, что Сучок услышал, как Михайла своим парням сказку про крылатых коней рассказывал, вот они и решили посмотреть как скотина по небу летать может. Коня-то им жалко стало, а порося всё одно резать, а раз у него крыльев нет, то надуть надо, чтобы он, значит, на пердя-чьей тяге…

«Оооооо!!!»

– Ну а чо, – загыгыкал вдруг Бурей, – как ему, свину, летать-то ещё?

Хохот скрутил не только всех собеседников, но и возницу и, кажется, даже лошадей.

– Ну, Алёна на визг с помелом выскочила, Сучка у них отобрала да чуть не прибила сгоряча, – Егор вытер рукавицей выступившие слёзы. – Так они на следующий день с бочонком пива и половиной порося, от надувния околевшего, отправились к Касьяну мехи отдавать. Тоже дело было…

– Будя ржать, Егор, – оборвал веселье обозный старшина. – Ты про Феофана спрашивал. Так вот тебе мой ответ – не буйный он, но до мастерства и науки всякой дюже въедливый и жадный аж до потери себя. Но не смотри что тихий – нож у него знатный, и пользоваться им он умеет. Сам знаешь, такое сразу видно.

– А ты что скажешь, отче?

«Работаешь, декарх. И меня заодно проверяешь. Ну, тут мне таить нечего».

– Всё верно. Этот Феофан учён многим наукам и ремёслам. Думаю, образован не хуже меня. Много странствовал по миру. Родился в городе Бари, временно отторгнутом франками от империи. Когда он был юношей, семья его бежала в империю. Видимо, встрял в неприятности с Церковью – испугался, когда увидел мою рясу, но оттаял, когда я завёл разговор о древних философах…

– Плели невесть что – голова пухла, – вставил Бурей.

– Знает очень много. Умеет учить и учиться, – священник проигнорировал замечание обозного старшины. – В увлечении любимым делом не замечает никого и ничего, чем наверняка не раз навлекал на себя беды. При должном присмотре может быть полезен как никто.

– Умеешь ты смотреть и слушать, отче, – Егор взглянул на священника с немалым уважением.

– Умею, – кивнул отец Меркурий. – Как умею и держать язык за зубами.

Егор молча кивнул.

* * *

– Ну, Егор, рассказывай! – Аристарх уже полулежал на лавке, опираясь спиной на гору подушек. – Договорился Бурей с Михайлой?

– Договорился, – кивнул десятник. – Серафим назад довольный ехал, как упырь нажравшийся. По роже у него, сам знаешь, не видно, но понять всё же можно.

– А о чём договорился?

– О мире между Ратным и Михайловым Городком. И, мнится мне, сказал Бурею Окоромля что-то такое, что до самого Серафима касаемо, и этого от Михайлы Серафим точно не ждал. Видно было, что в задумчивость впадал.

– В задумчивость, говоришь? – староста задумался. – А о чём задумчивость-то? Знаешь?

– Не знаю, но догадываюсь, – Егор слегка подался вперёд. – О пророчестве. Помнишь, Добродея Бурею напророчила, что если новый Бешеный Лис родится, то не жить Серафиму – порешит.

– Помню, – Аристарх ухмыльнулся.

– А Михайла отказался Бурея кончать, хотя мог – Бурей Роське и ещё одному Михайлову парню кровь пустил и на самого Михайлу попёр. Михайла его на прицеле держал, да убивать не стал. Ну и поп новый вовремя встрял…

– Поп, говоришь? – староста усмехнулся, но взглядом ощутимо построжел. – И чего грек наш одноногий сотворил?

– Предложил Бурею извиниться перед Роськой и проставиться ему.

Аристарх хмыкнул.

– А Роське принять извинения и чару, – Егор наморщил лоб, припоминая, – «с почтением, которое лох… лоху…» Тьфу, не помню, чего он там по-гречески плёл! Короче, которое новику надо ратнику оказывать!

– Лихо! – Аристарх хрюкнул. – А дальше чего было?

– А дальше Бурей, пастырь наш хитрожопый и грек, из-за болота приблудившийся, о котором дядька Филимон рассказывал, Роську до поросячьего визга накачали, ну и сами, того, весёлыми ногами ушли. Точнее, поп ушёл, а Бурей с греком прямо там полегли, – Егор позволил себе улыбнуться. – Серафим утром проспался, похмеляться не стал и к Михайле потопал. Ну я рядом крутился, чтобы чего не вышло. Услышал, как Серафим зарычал, и туда, а они уже не то чтоб обнимались, но видно было – договорились. Бурей Михайлу сотником на полном серьёзе повеличал, хоть и нехотя.

– Сотником, говоришь, повеличал, – повторил за Егором Аристарх. – Значит, точно договорились, но не так, как Фома хотел. А вот чего хотел Бурей, похоже, явью стало, хоть, может быть, и не всё… Тебя Серафим ни о чём про Михайлу не распрашивал?

– А как же! – Егор гибко, как рысь, потянулся. – К себе в дом затащил и про то, как Младшая стража воевала, как князя имали, и про то, что в Турове было, до самого этого самого выспросил. Ну так я его на этот разговор сам зазвал, как давеча решили.

– И как, проникся?

– А то! Из кружки за весь разговор только один раз отхлебнул и даже по матери никого не послал, – Егор хищно усмехнулся.

– Занятно, занятно, – Аристарх задумался. – Недооценили мы с тобой Серафима, Егор. И Корней тоже. Да и Михайла, только иначе, чем мы.

– А Фома?

– А Фома полудурок, – хмыкнул староста. – Всё, кончился Фома! Теперь заместо него Бурей – вот такая петрушка. Хрена лысого Фомка и его подельники теперь без обоза сделать могут. Оно и раньше понятно было, раз Серафим договариваться к Михайле поехал, но теперь, когда договорился, Фомка чирикать будет только по Бурееву свистку. Никто он теперь без обоза, и звать его никак!

– Значит, и обозникам теперь на сходе стоять? – Егор нахмурился.

– Стоять, – кивнул Аристарх. – К тому давно шло. Помнишь, что Корней на сходе говорил, после Куньева говорил?

– Такое забудешь! – Егор машинально потрогал бороду, видимо вспомнив совет десятников, последовавший за сходом, с которого вперёд ногами вынесли соратника Фомы Пимена.

– Не о том вспомнил! – рассердился староста. – Корней сказал тогда: «Городок у нас получается!» Ну так поздравляю – получился! А в городе на вече всем хозяевам говорить можно!

– А обозников у