В толпе придворных возникло какое-то движение, она всколыхнулась, и несколько услужливых рук торопливо протянулись к Анжелике, чтобы поддержать ее.

— Берегитесь, мессиры, — воскликнул Лозен, с важным видом подняв палец, — не забывайте о знаменитой шпаге Лангедока!

Но Анжелику так теснили со всех сторон, что она, смеющаяся и немного сконфуженная, невольно то и дело оказывалась прижатой к украшенным бантами и приятно пахнущим ирисовой пудрой и амброй камзолам.

Королевские стольничие расчищали путь для вереницы лакеев с серебряными блюдами и сотейниками. По зале пробежал слух: их величества и кардинал, утомленные аудиенцией, удалились на короткое время перекусить и отдохнуть.

Де Лозен и его друзья тоже ушли — их призывала служба.

Анжелика поискала глазами своих тулузских знакомых. Собираясь сюда, она страшилась встречи с пылкой Карменситой, но здесь узнала, что незадачливый мессир де Мерекур, испив горькую чашу до дна, неожиданно в порыве гнева за поруганную честь запер жену в монастырь, но жестоко расплатился за эту оплошность — он впал в немилость.

Анжелика стала пробираться сквозь толпу к выходу. Запах жаркого, смешанный с ароматом духов, вызвал у нее мигрень. Жара была нестерпимая.

Анжелика порядком проголодалась. «Должно быть, день уже в разгаре!» — подумала она и решила, что если не сумеет быстро отыскать своего мужа, то вернется домой одна и прикажет подать себе окорок и вино.

По-видимому, ее знакомые — тулузцы тоже все вместе собрались у кого-нибудь, чтобы позавтракать. Кругом были чужие лица. А их речь, не окрашенная южным акцентом, казалась ей сейчас необычной. А может, и она сама за годы, проведенные в Лангедоке, стала говорить так же быстро и певуче? Она даже огорчилась немного.

Наконец она добралась до какого-то закоулка под лестницей и присела на банкетку, чтобы перевести дух и обмахнуться веером. Нелегко выбраться из этих построенных а испанском стиле домов с бесконечными коридорами и потайными дверями.

Как бы в подтверждение этой мысли в нескольких шагах от себя она увидела в стене между двумя коврами щель, через которую, раздвинув ковры, вылезла из соседней комнаты собака с куриной костью в зубах.

Анжелика заглянула в эту щель и увидела сидящую вокруг стола королевскую семью вместе с кардиналом, архиепископами Тулузским и Байоннским, маршалом де Грамоном и мессиром де Льонном. Стольничие, подававшие блюда, входили и выходили через другую дверь.

Король несколько раз тряхнул головой, откидывая назад волосы, и обмахнулся салфеткой.

— Здешняя жара испортит любое торжество.

— На Фазаньем острове свежее. Там с моря дует ветер, — заметил мессир де Льонн.

— Мне им не наслаждаться, ведь по испанскому этикету я не должен видеть своей невесты до дня свадьбы.

— Но вы поедете на Фазаний остров, чтобы встретиться там со своим дядей, королем Испании, который теперь станет и вашим тестем, — объяснила сыну королева. — Вот тогда и будет подписан мир.

И повернувшись к своей фрейлине, госпоже де Мотвиль, она добавила:

— Я так взволнована! Я очень любила брата, часто писала ему! Подумайте только, мне было всего двенадцать лет, когда я простилась с ним на этом самом берегу, и с тех пор мы ни разу не виделись.

Все вокруг сочувственно заахали. Никто, казалось, и не вспомнил, что этот брат, король Филипп IV, был самым лютым врагом Франции и что его переписка с Анной Австрийской дала повод кардиналу Ришелье заподозрить королеву в заговоре и измене. Но теперь все это было далеким прошлым. Новый союз между Францией и Испанией вселял в души людей такие же надежды, как и пятьдесят лет назад, когда на этой самой реке Бидассоа две страны обменялись своими принцессами, совсем юными, с пухлыми щечками, неуклюжими в огромных гофрированных воротниках: Анна Австрийская была отдана в жены Людовику XIII, а Елизавета Французская — юному инфанту Филиппу IV. Инфанта Мария-Терезия, которую ожидали здесь сегодня, была дочерью той самой Елизаветы.

Анжелика со страстным любопытством наблюдала этих великих мира сего в своем кругу. Король ел жадно, но с чувством собственного достоинства. Пил он мало и несколько раз просил, чтобы вино ему разбавили водой.

— Черт возьми! — воскликнул он вдруг. — Самое поразительное из всего, что я видел сегодня, — это весьма странная чета из Тулузы в черном и в золоте. Какая женщина, друзья мои! Роскошь! Мне говорили о ней, но я не верил. И знаете, похоже, что она и впрямь влюблена в него. По правде говоря, этот колченогий меня смущает.

— Он смущает всех, с кем бы ему ни пришлось встретиться, — кислым тоном вставил архиепископ Тулузский. — Я знаю его уже многие годы, и я отказываюсь понимать его. В нем есть что-то дьявольское.

«Ну вот, опять он понес этот вздор», — с огорчением подумала Анжелика.

У нее так сладко застучало сердце от слов короля, но реплика архиепископа вновь пробудила в ней тревогу. Нет, он не сложил оружия!

Один из придворных королевской свиты, усмехнувшись, сказал:

— Быть влюбленным в собственного мужа! Вот уж смешно! Этой юной особе полезно немного побыть при дворе. Тут ее живо заставят расстаться с этим глупым предрассудком.

— Судя по вашим словам, сударь, можно подумать, что двор — это место, где законом является адюльтер, — сурово проговорила Анна Австрийская. — А между тем, ведь это же хорошо и так естественно, когда супруги любят друг друга. И тут нет ничего смешного.

— Но любовь между супругами так редка! — вздохнула госпожа де Мотвиль.

— А все потому, что редко женятся по любви, — разочарованным тоном сказал король.

Наступило неловкое молчание. Королева обменялась с кардиналом огорченным взглядом. Архиепископ Тулузский умиротворяюще поднял руку:

— Не печальтесь, сир. Сколь неисповедимы пути провидения, столь же неисповедимы и пути юного бога Эроса. А уж коли вас, судя по всему, взволновал пример этого дворянина и его жены, то могу вас заверить, что они никогда не виделись до дня бракосочетания, и их союз был благословлен мною в тулузском соборе. И тем не менее после нескольких лет супружеской жизни, увенчавшейся рождением сына, их взаимная любовь бросается в глаза даже непосвященным людям.

Королева-мать благодарно улыбнулась архиепископу, и тот самодовольно выпятил грудь.

«Лицемерит он или искренен?» — подумала Анжелика.

И тут она услышала немного шепелявый голос кардинала:

— Сегодня утром было у меня такое ощущение, будто я присутствую на каком-то спектакле. Казалось бы, безобразный урод, калека, но когда рядом с ним появилась ослепительная красавица жена, а за ними огромный мавр в белом атласном одеянии, я подумал: «О, как они прекрасны!»

— Есть хоть на ком взгляду отдохнуть от всех этих постных физиономий, — сказал король. — А правда, что у него чудесный голос?