— Да, об этом все твердят.

Придворный, который уже раз вмешался в разговор, снова язвительно проговорил:

— Ах, какая трогательная история, просто волшебная сказка. Только на Юге можно услышать подобное!

— О, вы невыносимы со своими насмешками, — снова протестующе воскликнула королева. — Ваш цинизм мне не по душе, сударь!

Придворный почтительно склонил голову и, поскольку разговор вернулся в свое русло, сделал вид, будто заинтересовался собакой, которая грызла в дверях кость. Увидев, что он направляется в ее сторону, Анжелика торопливо встала, чтобы уйти.

Она сделала несколько шагов, но зацепилась своим тяжелым платьем за завитки какой-то консоли.

В то время как она нагнулась, чтобы отцепить подол, молодой человек отшвырнул ногой собаку, вышел и притворил за собой скрытую ковром дверцу. Почувствовав неудовольствие королевы-матери, он счел благоразумным ретироваться.

С беспечным видом он прошел мимо Анжелики, но потом обернулся и посмотрел на нее.

— О, да это же дама в золотом!

Она высокомерно взглянула на него и хотела было уйти, но он преградил ей путь.

— К чему так спешить! Дайте и мне полюбоваться чудом. Значит, вы и есть та самая дама, которая влюблена в собственного мужа? И в какого мужа! Истинный Адонис!

Она смерила его спокойным и презрительным взглядом. Он был выше ее и хорошо сложен. Лицо его было бы довольно красивым, если бы не узкий злой рот и миндалевидные рыжеватые глаза в коричневую крапинку. Эти неопределенные, очень невыразительные глаза несколько портили его. Одет он был со вкусом, весьма изысканно. Светлый, почти седой парик особенно подчеркивал свежесть его молодого лица.

Анжелика не могла не признать, что он недурен, но холодно сказала:

— Да, вы едва ли выдержите сравнение с ним. В наших краях такие глаза, как у вас, называют «червивыми яблоками». Вы меня поняли? Что же касается волос, то у моего мужа они хотя бы собственные.

Самолюбие молодого дворянина явно было задето, потому что лицо его омрачилось.

— Не правда, он носит парик, — воскликнул он.

— Если у вас хватит смелости, попробуйте его сдернуть.

Судя по всему, она коснулась его больного места, и она заподозрила, что он носит парик потому, что начал лысеть. Но он быстро взял себя в руки. Сощурив глаза так, что видны были лишь две блестящие щелочки, он сказал:

— Значит, мы пытаемся кусаться? Право же, что-то слишком много талантов для маленькой провинциалочки.

Он быстро оглянулся и, схватив ее за запястья, толкнул в угол под лестницу.

— Оставьте меня! — сказала Анжелика.

— Сейчас, красавица. Но прежде мы сведем с вами счеты.

И, не дав Анжелике опомниться, он закинул назад ее голову и больно укусил за губу. Анжелика закричала. Рука ее проворно взлетела и опустилась на щеку оскорбителя. Великосветские манеры, которые она столь успешно усваивала долгие годы, не заглушили в ней природную необузданность чувств здоровой деревенской девушки. Если в ней пробуждали ярость, она вела себя точно так же, как много лет назад, когда с кулаками набрасывалась на своих сельских дружков. От увесистой звонкой пощечины у молодого дворянина, наверное, искры из глаз посыпались, потому что он отскочил от нее, схватившись рукой за щеку.

— Черт побери, только прачка может так драться!

— Дайте мне пройти, — повторила Анжелика — Иначе я так разукрашу вам физиономию, что вы не сможете показаться на глаза королю.

Он понял, что она выполнит свое обещание, и отступил.

— О, попадись вы мне в руки на всю ночь, — прошептал он, стиснув зубы, — клянусь, к утру вы бы стали мягкой как воск!..

— Вот-вот, — рассмеялась она, — продумайте как следует свою месть… держась рукой за щеку.

Она ушла и быстро пробралась к выходу, так как толпа уже поредела — многие отправились завтракать.

Чувствуя себя оскорбленной и униженной, Анжелика прижимала к укушенной губе платочек.

«Только бы было не очень заметно… — думала она. — Что я скажу Жоффрею, если он спросит? Он проткнет мерзавца шпагой, этого нельзя допустить. А может, просто посмеется… Уж Жоффрей-то, во всяком случае, не питает иллюзий в отношении нравов этих блестящих сеньоров-северян… Теперь я начинаю понимать, что имеет он в виду, когда говорит, что двору необходимо привить светские манеры… но лично у меня нет ни малейшей охоты заниматься этим…»

В толпе, заполнившей площадь, она стала высматривать свой портшез и носильщиков.

Кто-то взял ее под руку, и Анжелика увидела рядом высокую фигуру герцогини де Монпансье.

— Душенька, я вас искала, — сказала ей герцогиня. — Я так терзаюсь, вспоминая глупости, которые я наговорила при вас утром, не зная, кто вы. Но что вы хотите, такой торжественный день, а я лишена привычных удобств, и нервы, естественно, расшалились, а язык несет всякий вздор.

— Пусть ваша светлость не беспокоится, ведь все сказанное — истина, хотя и не слишком приятная. В моей памяти сохранятся лишь эти ваши слова.

— Вы — само очарование. Я счастлива, что мы с вами оказались соседями… Вы еще одолжите мне своего цирюльника? Вы не торопитесь? Пойдемте в тень, там можно пощипать немножко винограда. Хотите? Эти испанцы, верно, никогда не прибудут…

— Я в вашем распоряжении, ваша светлость, — приседая в реверансе, ответила Анжелика.

***

На следующее утро все отправились на Фазаний остров, чтобы присутствовать при завтраке испанского короля. Сеньоры, толкаясь, лезли в лодки, не боясь замочить свои нарядные туфли, дамы поднимали подолы юбок и то и дело вскрикивали.

Анжелика в зеленом платье, а поверх него — в белом атласном, расшитом серебром, с помощью Пегилена оказалась в лодке между какой-то принцессой с одухотворенным лицом и маркизом д'Юмьером. Здесь же сидел и Филипп Орлеанский, он много смеялся, вспоминая огорченное лицо старшего брата, которому пришлось остаться в своей резиденции. Людовик XIV не должен видеть инфанту, пока она, обвенчавшись по доверенности на испанском берегу, не станет королевой. Только тогда он собственной персоной прибудет на Фазаний остров, чтобы дать клятву жить в мире с Испанией и увезти свою блистательную победу. А настоящая свадьба будет в Сен-Жан-де-Люзе, где новобрачных благословит архиепископ Байоннский.

Лодки с ослепительно нарядными пассажирами скользили по неподвижной глади реки. Когда подплыли к берегу и Анжелика ожидала своей очереди, чтобы выйти из лодки, один из придворных, ставя ногу на скамейку, где она сидела, наступил высоким каблуком ей на пальцы. Она с трудом удержалась, чтобы не вскрикнуть от боли. Подняв глаза, она узнала того самого молодого дворянина, который так нагло вел себя с нею накануне.

— Это маркиз де Вард, — сказала сидевшая рядом с Анжеликой юная принцесса. — И конечно же, он сделал это нарочно.