Лигурийское побережье, где был дом у Моренов, в Неаполь к Шарлю Сенжвену); наконец, сексуальный туризм, который Барт практикует с 1963 года в Марокко и который войдет у него в привычку на протяжении всех 1960-х годов.

Интересно дать некоторое представление об этом разнообразии, восстановив хронологию поездок в течение нескольких лет. 1961 год начинается с трехнедельного пребывания в Северной Америке. Сначала Барт в Монреале читает лекцию о происшествии и работает с режиссером Мишелем Бро над фильмом о борьбе, затем отправляется в Квебек. Оттуда он едет в Нью-Йорк, потом возвращается в Монреаль, чтобы продолжить работу над фильмом. В феврале он едет в Лондон выступить во Французском институте. В июле вместе с Виолеттой Морен отправляется в Италию на конгресс о визуальной информации, проходящий в Милане, затем на конгресс о цензуре в Венеции, а оттуда они едут в Неаполь, Флоренцию и Специю: деловая поездка превращается в увеселительную. В октябре Барт совершает турне по Скандинавии, в ходе которого посещает Гамбург, Копенгаген, Гетеборг, Осло, Уппсалу, Стокгольм. В январе 1962 года он снова едет в Италию к Моренам, а также участвует в симпозиуме об этнографическом кино. В марте он в Брюсселе по приглашению Мишеля Винавера, выступает на тему театра и значения. Летние каникулы начинаются с поездки в июне в Италию, в Специю, Неаполь и на Сицилию, после чего остаток лета Барт проводит в Юрте. В октябре он снова едет в Гамбург для участия в конференции. В январе 1963 года Барт отправляется в Цюрих на заседание редколлегии «Международного журнала»; в феврале – в Италию, чтобы выступить в Риме, Палермо и Милане. В апреле он выступает во Французском институте в Мадриде, едет в Барселону и, наконец, в Лиссабон и Коимбру, где снова читает лекцию о литературе и значении. В июне он возвращается в Мадрид и Лиссабон на каникулы, там снова встречается с Жозе, с которым познакомился во время предыдущей поездки, и едет с ним в Синтру и Эшторил. Затем Барт проводит три недели в Юрте, после чего уезжает с Мишелем Фуко и Робером Мози в Марракеш (где живет в знаменитом отеле Mamounia) и в Танжер. В октябре Барт находится в Гамбурге, приехав по профессиональным делам, а в декабре – в Италии по личным причинам. В 1964 году он едет в Голландию с матерью и братом, затем во Франкфурт. Он возвращается к Яну Буну в Амстердам в мае, затем едет в Брюссель на конференцию, посвященную Люсьену Гольдману. В конце того же месяца он отправляется в Алжир, а потом почти на весь июль в Марокко, Танжер, Касабланку и Марракеш, где присоединяется к Роберу Мози. В августе он едет в Италию (на каникулы), в сентябре туда же (читать лекции). В начале 1965 года он объехал с лекционным туром Италию; на Пасху едет развлечься в Базель и Мюнхен. 21 мая он уезжает на конференцию по социологии в Кельн. В июне – на каникулы во Флоренцию. 27 августа Барт летит вместе с Якобсоном в Варшаву, чтобы принять участие в конференции по семиологии. В ноябре возвращается в Марракеш и проводит неделю в Рабате; в декабре он снова в Италии, в Болонье и Флоренции. В 1966 году состоялась первая поездка Барта в Японию, со 2 мая по 2 июня, после двух поездок в Голландию и Италию и перед пребыванием в Марокко в августе и знаменитой конференцией в Балтиморе в октябре. В 1967 году он снова едет в Японию и Марокко, после чего отправляется на три месяца в Америку по приглашению Университета Джонса Хопкинса, и в ноябре к нему приезжают мать и брат. 1967 год Барт заканчивает в Японии, куда летит напрямую из США.

Каким бы утомительным ни казалось это перечисление, оно показывает, что Барт в среднем пять раз в год ездит за границу, почти всегда по приглашению, хотя первоначальные цели по ходу дела могут меняться. Так, поездка в Японию оказывается очень богатой на дружеские встречи и даже плотские удовольствия, хотя первоначально планировалась как серия научных и академических выступлений. И наоборот, Барта могли пригласить в Рабат с выступлениями, тогда как его самостоятельные поездки в Марокко связаны главным образом с желанием знакомиться с молодыми людьми. Его искусство путешествия сочетает в себе несколько характерных черт. Прежде всего бросается в глаза легкость, с которой Барт переезжает с места на место и переносит длинные перелеты или поездки на машине. Ему случается на пару дней вырваться из Юрта в Париж на самолете. Иногда он ездит в Танжер на машине через Мадрид, затем Малагу, где садится на паром. Во время первой поездки в Японию в 1966 году он останавливается в Афинах, затем проводит три дня в Бангкоке, прежде чем отправиться через Гонконг в Токио. Когда он едет туда на месяц в следующем году, его самолет летит через полюс и перелет занимает всего день. Иногда он совершает две-три поездки за месяц. Эта типичная мобильность современного homo academicus способствует распространению его влияния за границей, что, в свою очередь, обеспечивает новые приглашения. Порой он устает из-за постоянных отъездов, но в целом легкость передвижения объясняется свободой, которую он испытывает за границей.

Барт целиком отдается увиденному, у него возникает чувство, что все возможно. Интенсивное переживание свободы в путешествиях прежде всего дают отели, эти зачастую безликие места, в которых жизнь словно приостанавливается, кажется лишенной обязательств и открытой. В них никто не обременен самим собой. Это как временное заключение в скобки, позволяющее испытать различие и дисконтинуальность. Ощущение свободы может усиливаться из-за иностранного языка, незнание которого не помеха, а, наоборот, подарок судьбы. Подобно Элиасу Канетти, писавшему в «Голосе Марракеша» о зачарованности образами и звуками, смысл которых поначалу от него ускользает, и мечтавшему «о человеке, который бы разучился говорить на земных языках, да так, чтобы не понимать речь ни в одной стране»[640], Барт в «Империи знаков» говорит о притяжении, которую имеют для него незнакомые наречия: «Мечта: знать иностранный (странный) язык и вместе с тем не понимать его: замечать его отличие, которое не возмещалось бы никакой поверхностной социальностью языка, его общеупотребительностью»[641]. Этот опыт напоминает переживания из-за смерти Люкса, заставляя задуматься о пределах языка: родной язык, его эмфаза и законы отступают перед непереводимостью, реальное смещается, и можно получить доступ к иному представлению о знаке. Поэтому любовь у Барта очень часто связана с иностранным языком: если он любит влюбляться за границей и в иностранцев, то