Судья Ди подметил, что один из подручных Шэн Ба фыркнул, но сделал вид, будто ничего не произошло, и продолжал:

— Ты не будешь возражать, если я поближе взгляну на храм?

— Если знаешь, как обращаться с духами и домовыми, — ответил Шэн Ба, — то, конечно, иди! Можешь сказать им, что я и мои дружки — честные люди и не стоит тревожить наш заслуженный сон и ночной отдых бесовскими шутками.

Судья Ди взял факел и по высокой лестнице поднялся к центральным воротам храма.

Тяжелые деревянные двери были заперты на железный засов. Судья приблизил факел и заметил на висячем замке полоску бумаги. Надпись гласила: «Пуянский суд», а печать принадлежала его предшественнику, судье Фэну. Надпись была двухлетней давности.

Судья решил обойти весь храм и наткнулся на боковую дверь меньших размеров, огороженную решеткой и запертую. Однако верхняя панель двери представляла собой решетку.

Судья погасил факел о стену и, встав на цыпочки, вгляделся во тьму, наполнявшую храм. Он стоял не шевелясь, весь обратившись в слух.

Где-то в глубине храма, казалось, слышны были чьи-то шаркающие шаги, но, возможно, это был шорох крыльев летучих мышей. Вскоре все снова стихло. Судья уже не был вполне уверен, не послышался ли ему этот звук.

Он терпеливо ждал. Потом до его ушей донесся слабый стук, который тут же смолк. Судья еще долго прислушивался, но стояла мертвая тишина. Он покачал головой и решил, что храм обязательно надо обследовать. Шорох еще можно было как-то объяснить, но стук был крайне подозрительный.

Когда он спустился во двор, Шэн Ба пристал к нему с расспросами:

— Долго же ты там торчал. Видел что-нибудь?

— Сущие пустяки, — ответил судья Ди, — два синих черта играли в кости человеческими головами.

— Святые Небеса! — воскликнул Шэн Ба. — Ну и народец! К сожалению, соседей не выбирают.

Судья Ди откланялся и пошел в сторону главной улицы.

На одной из прилегающих улочек он набрел на скромный, но достаточно чистый постоялый двор под вывеской «Восемь бессмертных». Там он снял комнату на ночь, велев слуге, который принес ему чайник горячего чая, разбудить его рано утром, чтобы он смог выйти из города, как только откроются городские ворота.

Выпив две чашки чая, он закутался в халат и улегся на расшатанную кровать, чтобы вздремнуть несколько часов.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Необычные посетители отправляются

в храм на рассвете.

Заседание суда открывается

у входа в зал Будды

Когда отбили четвертую стражу, судья Ди встал, прополоскал рот холодным чаем, расправил одежду и покинул постоялый двор.

Быстро пройдя по пустынным улицам, судья оказался перед воротами суда, и сонный страж, изумленно уставившись на его странный наряд, пропустил его внутрь.

Ни слова не говоря, судья прямиком прошел в главный внутренний двор, где в темноте различил силуэты людей, расположившихся вокруг его паланкина.

Советник Хун зажег бумажный фонарь и помог судье подняться в паланкин. Там судья снял наряд прорицателя и облачился в парадное платье. Надев черную судейскую шапочку, он поднял занавеску и подозвал Ма Жуна и Цзяо Тая.

Два его помощника выглядели внушительно. На них были тяжелые железные кольчуги кавалеристов и остроконечные металлические шлемы. Каждый вооружился двумя длинными мечами и большим луком, колчаны были полны стрел.

Судья Ди тихо сказал им:

— Сначала отправимся в особняк отставного генерала, затем — к судье и под конец — к двум мастерам Гильдий. Вы, конные, возглавите процессию.

Ма Жун поклонился.

— Мы обвязали копыта коней соломой, — ответил он, — поэтому их стук не будет слышен.

Судья Ди довольно кивнул. По сигналу все двинулись в путь. Процессия бесшумно направилась на запад, обогнув стену суда, повернула на север и вскоре прибыла к дому генерала.

Советник Хун постучал. Обе створки двери сразу распахнулись.

Советник увидел походный паланкин генерала, стоявший наготове в главном дворе и окруженный примерно тридцатью слугами.

Паланкин судьи внесли во двор. Он сошел вниз и, подойдя к ступеням лестницы, ведущей в главный приемный зал, поприветствовал генерала.

Генерал по такому случаю был при параде и, хотя ему было уже за семьдесят, производил сильное впечатление. Поверх платья из вышитого золотом пурпурного шелка была надета золотая кольчуга. На поясе висел огромный, украшенный драгоценными камнями меч, а из высокого заостренного шлема во все стороны торчали флажки пяти подразделений, которыми он командовал во время победоносной среднеазиатской кампании.

Когда они обменялись поклонами, судья Ди сказал:

— Я весьма сожалею, что пришлось потревожить Ваше превосходительство в столь ранний час. Присутствие Вашего превосходительства крайне необходимо для разоблачения злодейского преступления. Прошу вас в точности соблюдать необходимые процедуры, чтобы потом вы могли дать показания в суде.

Генерал был польщен участием в ночном походе и ответил отрывисто, по-военному:

— Вы здешний наместник; я выполняю приказ. Скорее в путь!

То же самое судья повторил отставному судье и двум мастеровым.

Когда процессия, состоявшая уже из пяти паланкинов и более чем ста человек, приблизилась к северным воротам, судья подозвал Ма Жуна к своему паланкину. Решительным тоном он произнес:

— Когда мы минуем городские ворота, вы с Цзяо Таем передадите по цепочке приказ, запрещающий под страхом смерти отделяться от процессии. Вы будете объезжать процессию по флангам. Вложите стрелы в луки. Первого попытавшегося выйти из колонны застрелите на месте. А теперь поезжай и прикажи часовым открыть ворота!

Вскоре тяжелые, обитые железом двери северных ворот были открыты, и процессия вышла из города.

Они повернули на восток, к храму Великой Благодати.

Когда добрались до центральных ворот храма, советник Хун постучал в дверь. В зарешеченном окне показалось заспанное лицо монаха. Советник Хун рявкнул:

— Мы стражники суда, преследуем вора, который укрылся в ваших стенах. Открывай дверь!

Засов открылся, ворота заскрипели. Ма Жун и Цзяо Тай, привязав коней у входа, распахнули створки дверей. Двух испуганных монахов заперли в домике привратника, пообещав снести им головы, если вздумают шуметь. Процессия вошла во внутренний двор. Судья Ди вышел из паланкина, так же поступили и остальные.

Судья приглушенным голосом попросил четырех свидетелей следовать за ним в центральный двор, другим было велено оставаться на местах. Дао Гань шел впереди, Цзяо Тай и Ма Жун замыкали шествие; стараясь не поднимать шума, они дошли до главного зала.

Просторный внутренний двор был слабо освещен бронзовыми светильниками, горевшими всю ночь перед статуей богини Гуаньинь.

Судья поднял руку. Все замерли. Через несколько секунд из темноты выскользнула легкая фигурка в одеянии буддийской монахини, скрывавшая лицо под капюшоном. Она низко поклонилась судье и прошептала ему что-то на