— Твои, — поправила его ведьма.

— Да, — не стал отнекиваться Ваятель. — Мои.

И Светлолика вдруг поняла, что оплаченная Зелёным Домом операция привела к тому, что непредсказуемый Шарге заполучил в своё распоряжение таких же непредсказуемых игроков. Не просто заполучил: проект позволил Винсенту существенно модернизировать големов, отработать систему управления, просчитать методику подготовки операторов…

«Мы создали монстра?»

А самое печальное заключается в том, что, если Ваятель сумеет каким-нибудь образом их обмануть, крайней окажется она, Светлолика.

— Я понимаю, чем ты на самом деле недовольна, — мягко произнёс Ваятель.

— Неужели?

— Тем, что я до сих пор не передал вам информацию по системе управления.

«Мерзавец!»

— У нас договор, — хладнокровно произнесла ведьма. — Ты передашь информацию после покушения.

— Но всё это время ты пыталась меня обмануть, — рассмеялся Шарге. — И страшно недовольна тем, что не получилось.

«Он знает о сделке с Кегом?»

Однако спрашивать вредного чуда Светлолика не стала, не захотела терять лицо. Вместо этого выдержала длинную паузу, давая понять, что данная тема не имеет смысла, и ледяным тоном осведомилась:

— Где мой перс?

— Вот. — Ваятель выложил на стол брелок, основу которого составлял бледный до водянистости камень, и футляр с очками. — Голем выполнен в точном соответствии с твоими пожеланиями, Светлолика, тебе понравится быть им.

— Очень смешно.

— Мне часто говорят, что я остроумен. — Шарге посмотрел на то, как ведьма берёт в руку брелок, помолчал и совсем другим, неожиданно серьёзным тоном произнёс: — Всё будет хорошо, я на девяносто процентов уверен, что мы добьёмся нужного результата.

— Всего лишь на девяносто? — удивилась ведьма.

И попала в ловко расставленные силки.

— Видишь, какого я высокого мнения о дружине Дочерей Журавля, — расхохотался чуд.

* * *

Южный Форт, штаб-квартира семьи Красные Шапки

Москва, Бутово,

28 апреля, четверг, 11.14

— Мля, чучело, сними это немефленно!

— Почему? — не понял вертящийся перед зеркалом Копыто. — В натуре, всё в ажуре. Я ша как этот… как парижанин, мля.

— Ты ща как блогер пражский, мля, — гыгыкнул Кувалда. — Снимай этот стриптиз, ферево, пока никто не увифел.

— А вы? Вы видели!

— Мы никому не скажем.

Иголка с Контейнером с невнятной сдержанностью поддержали выступление шефа, и под это ворчание модному уйбую пришлось-таки избавиться от дивного бирюзового в золотую искру и с красным кантом пиджака. Но избавлялся он медленно и нехотя, недовольно бурча:

— Чего вы только понимаете в элегантности? — вздыхая и отвечая самому себе: — Ничего не понимаете.

Тупость не оправдывала сородичей, но немного утешала размечтавшегося о богатом выходе уйбуя.

— Чтобы быть элегантным, мало рядиться как лысый конец, — рассудительно заметил Иголка.

— А чего не мало? — осведомился Копыто, с печалью разглядывая забракованный великим фюрером наряд. — Я лысый? Лысый. Золотом украшен? Украшен. — Уйбуй звякнул толстой цепью, доставшейся ему при дележе добычи. — Осталось одеться правильно, и все девки на меня кидаться станут.

— На тебя и так все кидаются.

— Да, — протянул Копыто. Но в следующий миг припомнил некоторые неприятные детали кидания и уныло закончил: — Только концов девки не бьют.

— Ты сначала пахнуть стань как настоящий конец, — предложил Контейнер. — И разговаривать тоже начни. Не матом, а как это делают они: с улыбочками постоянно и шуточками.

— Шутить я умею.

— Как шутит конец?

— Чего ты ко мне прицепился с этими концами? — окрысился уйбуй, бросая пиджак в угол. — Нашёл тему, мля.

Окружающие сопроводили выступление Копыто ехидными усмешками, но промолчали, ничуть не сомневаясь, что через минуту-другую тема весёлых толстяков всплывёт в очередной раз, поскольку ничего более важного за прошедшее с «военного похода» время в жизни дикарей не случилось. А сам поход — лихой и невероятно удачный — был достоин занесения в почётный список выдающихся семейных дел столетия. И плевать, что основные сокровища концов остались в неприкосновенности: наличность Тотализатора и главные семейные ценности предусмотрительные весельчаки хранили в здоровенном сейфе, вокруг которого, собственно, выстроили Парадизиум и попасть в который дикари не могли при всем желании. Плевать! Потому что простое путешествие по кабинетам последнего этажа превратилось для Красных Шапок в высокодоходный сбор предметов роскоши и ювелирного искусства. Потратив всего лишь десять минут — больше нервы не выдержали, — дикари стали обладателями изрядного количества дорогостоящих канцелярских приборов, украшенных драгоценностями фоторамок, именных флаконов с именными одеколонами, связки забытых перстней, сотни футов золотых цепей и кучи дизайнерской одежды.

В целях конспирации Шапки свалили трофейное добро в великофюрерском кабинете, потом выпили, недолго поспали и уж после этого приступили к главной части программы — дележу добычи. Который был прерван вскрытием баула со шмотками.

— А чего ты в тряпки концовские вцепился? — поинтересовался Кувалда. — Золото закончилось?

— Не проверял, — хихикнул Копыто.

— Где вторая серьга с жемчужиной?

— Она одна.

— Тогда мне!

— Мля, какой идиот придумал тряпки брать? — вздохнул Контейнер, роясь в груде малоразмерных штанов: ростом концы не отличались. — Только место занимают.

— Тот идиот, который решил в концы перековаться, — съехидничал Иголка.

— Рот прикрой, поганка.

— Даже ругаться разучился.

— Я не разрешал входить!

Но поздно, поздно, поздно… Южный Форт был единственной штаб-квартирой Тайного Города, не оснащённой защищающей от порталов «оградой», а потому ничто не помешало Гедо и Шупу оказаться непосредственно в логове великого фюрера. Без всякого разрешения.

— Надеюсь, нам не придётся никого убивать? — осведомился Гедо, без восторга впитывая царящие вокруг запахи. — Нет?

Вопрос оказался риторическим: у обалдевших дикарей и в мыслях не было хвататься за оружие.

— Вот и хорошо.

Шуп же приблизился к Шапкам и, ни к кому конкретно не обращаясь, напомнил:

— Я ведь говорил, что найду тебя.

— Меня? — изумился Кувалда.

— Ага.

— Меня ты ничего такого не говорил, — не совсем грамотно, зато скороговоркой выпалил великий, но перепуганный фюрер. — Я тебя не знаю, ты меня не знаю, наша встреча — больших ошибка.