— Зейнаб считает, что девочка еще мала. Она оставляетпринцессу на попечение нянюшки Абры. Она, правда, хочет, чтобы ты, мойгосподин, послал взвод отборных стражников для охраны девочки на то время, поканас не будет.

— Решено! — отвечал калиф. — Она хорошая мать, друг мой.Почему у вас с нею нет детей? Может, тогда бы у нее прибавилось забот, и ее нетянуло бы на приключения…

— Мой господин, закон моего народа не позволит мне признатьсвоими детей, которых родила бы мне Зейнаб. Они были бы вне закона. А тебеведомо значение семьи в нашем мире. Мы с нею пришли к обоюдному соглашению, чтодетей у нас быть не может.

Абд-аль-Рахман кивнул. Вот об этом он как-то не подумал,вручая Зейнаб Хасдаю-ибн-Шапруту. Его заботила лишь безопасность ее и ребенка.К тому же он хотел, чтобы она была в пределах досягаемости, чтобы он могвидеть, как подрастает его младшая дочь…А что, Зейнаб все так же красива? Онхотел было задать Хасдаю этот вопрос, но сдержался. Это было бы простоневежливо. К тому же он знал, каков будет ответ… Он гадал, любит ли она Хасдаяили же сохранила в своем сердце привязанность к нему, Абд-аль-Рахману? Но и обэтом спросить он не мог… И никогда не узнает ответов. Это будет терзать его доконца дней. Он безмолвно клял Захру за ее дикую ревность, которая явиласьпричиной его несчастья…

— Сообщения от князя Малики крайне путаные, Хасдай, — сказалон вслух. — Он был в отъезде в то время, когда была вырезана его семья. Когдаже страшная весть достигла его ушей, он на несколько дней впал в прострацию.Его удалось вернуть к жизни, но принять какое бы то ни было решение он был не всостоянии. Бедняга мог только оплакивать мертвых… Домашний врач считает, что современем это пройдет, что это индивидуальная реакция нервной системы князя. Яхотел бы знать твое мнение, Хасдай. Можно ли его исцелить? Или мне следуетзаменить его другим правителем, а если следует, то должен ли этот человекприбыть из Аль-Андалус или же будет избран государственным советом Малики? Мненужно знать истинное положение дел — и чем быстрее, тем лучше. Тебе я доверяювполне, Хасдай, — и как медику, и как дипломату. Мне повезло, что у меня естьтакой придворный…

— А что же злодей? Ты хочешь, чтобы он был схвачен ипредстал перед твоим судом, мой господин?

— Вне всяких сомнений! — твердо отвечал Абд-аль-Рахман. — Яне могу допустить, чтобы подобные негодяи бесчинствовали даже в дальних уголкахмоего королевства. Если ростки зла не вырвать с корнем, они прорастут вомножестве мест, подобно сорнякам на поле ржи. Найди этого человека, друг мой, ипокарай его. Он не должен ускользнуть от возмездия. А когда он будет схвачен,то должен быть казнен публично и умереть мучительной смертью. Пусть его пытаютна площади до тех пор, пока он не испустит дух! Причем сперва расправься с егоприхвостнями, а затем с ним самим. Будь так жесток, как только сможешь, Хасдай!Это успокоит возмущение в народе и придаст князю Малики еще больший вес. Тыпоплывешь на одном из новых моих кораблей в сопровождении сотни сакалибов,которые помогут справедливости восторжествовать, Хасдай.

Врач кивнул и поклонился господину.

— Все будет так, как ты хочешь, мой господин, — пообещал он.— Когда мы отплываем?

— Ты будешь готов через три дня, Хасдай?

— Да, мой господин, — последовал незамедлительный ответ.

— Завтра же на виллу Зейнаб прибудут десять сакалибов ибудут оставаться там до вашего возвращения, — сказал калиф. — Они подчиняютсятолько моим приказаниям. Мораима будет в полнейшей безопасности.

К тому времени, как Хасдай и Зейнаб были готовы к отплытию,личная гвардия калифа прочно обосновалась в доме. Аида была в восторге от того,что есть кому оценить ее стряпню, а малышка Мораима мгновенно покорила сердцекапитана сакалибов. Абра же была предана ребенку всей душой. Зейнаб понимала,что дитя ее будет в безопасности и в хороших руках, покуда ее не будет. Онарешила не вдаваться в излишние подробности и не объяснять дочери, что несколькомесяцев мамы не будет дома. Да Мораима все равно бы не поняла. Она простосказала, что мама уезжает, но вернется непременно. К ее глубочайшему огорчению,малютка не слишком была озабочена этой вестью.

— Ма вернется? — требовательно спросило дитя.

— Да! — в глазах Зейнаб стояли слезы.

— А Баба? Придет?

— Конечно, твой отец навестит тебя!

— Хорошо… — сказала Мораима и занялась Снежком.

— По-моему, ей нет никакого дела до того, что я покидаю ее!— рыдала Зейнаб на груди Хасдая. — Она похожа на мою мать! Такая жебессердечная!

— Да полно, ей же нет еще и двух! — терпеливо объяснялХасдай. — Она не может вполне понять того, что ей предстоит, любовь моя. Но такбудет даже лучше. Ведь не хотела же ты, чтобы она плакала, провожая тебя?

— Нет… — вынуждена была признать Зейнаб правоту Хасдая. — Ивправду нет. Все, чего я хочу, — чтобы она была счастлива и в безопасности.

— Так оно и будет, — заверил ее Хасдай. Корабль, на бортукоторого они отчалили от берега Кордовы, был самым большим, который Зейнабкогда-либо приходилось видеть. У них с Хасдаем была большая просторная каюта наверхней палубе, на нижней же разместили сотню сакалибов. Даже у Омы былаотдельная каюта неподалеку от покоев госпожи. Плавание по Гавдалквивиру былосродни увеселительной прогулке. Стояла поздняя весна, и все сады были в цвету,ветви, отягощенные розовыми, белыми и желтыми цветочными кистями, свешивалисьза изгороди. Даже поля уже зеленели.

На следующий день путешественники медленно проплывали мимолугов, усыпанных цветущими анемонами, которые слегка покачивал бриз…

Они доплыли до Севильи ранним утром второго дня пути. Хасдайобъяснил Зейнаб, что это типичный мавританский город с узкими извилистымиулочками, выбеленными домами с балконами, внутренними двориками, садиками ифонтанами повсюду. Он пообещал Зейнаб, что они сделают здесь остановку наобратном пути из Ифрикии.

— Зачем тебе понадобилось в Алькасабу Малику? — спрашивалаОма госпожу, когда они вдвоем сидели на палубе, дыша свежим воздухом. — Тынадеешься увидеть господина Карима?

— Нет, — отвечала Зейнаб. — Карим теперь женатый человек. Кчему мне с ним встречаться? Но, возможно, нам удастся разыскать твоегоАллаэддина, моя Ома. Разве ты не хочешь выйти замуж, народить деток? Моя жизнь,хоть и спокойная, но.., ты сама понимаешь. У меня больше не будет детей. Хасдайих не желает. Я должна смириться — но ты, ты, моя Ома!.. Ты моя, и в моейвласти дать тебе свободу, и я желаю тебе счастья. Что бы я делала все эти годыбез тебя, моей утешительницы? Позволь мне дать тебе свободу, Ома, — я хочувидеть тебя счастливой, хочу, чтобы ты стала женою Аллаэддина-бен-Омара! Я дамза тобою богатое приданое. Самое время для тебя зажить собственной жизнью!