– Ну как же их не жалеть?! – возразил Вадим. – Смотришь иной раз, как они выуживают из мусорных контейнеров что-то съестное и сразу пихают в рот, так не по себе становится. Ужас!

– Бомжи – психически больные люди, – подал голос врач-рентгенолог. – Иначе невозможно объяснить столь неадекватное поведение. Сейчас и у нас безработица, но до нынешнего капитализма, при советской власти все заборы и столбы в городе были залеплены объявлениями о найме рабочей силы, но бичи, вылезши из подвалов, шли мимо этих объявлений по свалкам собирать бутылки на пропой. Все они, как правило, пьяницы. О хлебе насущном у них голова не болела, хлеб стоил копейки. Глядя на рабочих, спешивших к проходным фабрик и заводов, они презрительно усмехались: «Вон волки опять на работу побежали! Ха-ха-ха!» Тех, кто терпеливо тянет лямку трудовых и семейных забот, они считают глупцами.

– Так, может, их в психиатричку и лечить? – спросил бульдозерист.

– Психбольницы всегда были переполнены, – ответил рентгенолог, – а сейчас тем более. Дело в том, что чем более многолюдными становятся города, превращаясь в мегаполисы, чем быстрее и напряжённее ритм жизни, тем чаще психика у людей не выдерживает, и они оказываются пациентами психиатров. А у бомжей нет явных признаков сумасшествия. Я как терапевт, возможно, не вправе судить об этом так категорически, но уверен, что дело обстоит именно так. Возможно, это ещё не изученная форма психического сдвига. Загадочная какая-то шизофрения…

– Да-да, пожалуй что так и есть, – поддакнул Сергей Николаевич, – когда я работал на авиазаводе, был у нас фотограф Лёва Терпугов. Высочайшего мастерства специалист. Грудастый такой, крепкий мужик, только почему-то никогда в глаза не смотрел, голова всегда опущена, разговаривает с тобой, а смотрит вниз, в пол. Вот так странно, набыченно почему-то держался. Жена – медичка, фельдшерица, две дочери школу уже заканчивали. Двухкомнатная квартира на главной улице Сибирских партизан. И вдруг всё бросил, ушёл из дому и стал бичевать. Возле винного магазина вместе с ханыгами прописался. Ну вы же помните: лет десять до перестройки толпами, бывало, стояли они возле каждого винного магазина, выклянчивали у покупателей на пропой, а то и отбирали бутылки, если кто зазевается. Давай мы Лёву воспитывать, все, кому не лень. Но бесполезно. Глядя в землю, Терпугов твердил одно и то же: «А я вот на всё наплевал, мне ничего не надо, не желаю никого слушать, отстаньте, оставьте меня в покое, хватит меня воспитывать, не маленький, как хочу, так и живу, надо хотя б на 5 километров куда-нибудь уехать, чтоб от всех вас избавиться!» И действительно, отчалил куда-то, через год или два объявился ненадолго, потом пропал уже навсегда.

Рассказ заинтересовал. Посыпались вопросы:

– А он как насчёт этого? Не зашибал?

– Нет, алкоголиком не был, ни-ни. Да и не курил.

– Может, с женой поссорился?

– Поговаривали, что в какой-то степени она виновата. Змея, дескать, подколодная, а не баба, прирождённая злюка, никто не видел улыбку на её лице. Но мало ли люди расходятся! Нашёл бы другую женщину, холостых баб на авиазаводе – море! И потом – зачем работу-то бросать? Коечку в общежитии ему, кадровому работнику, сразу бы дали.

– При советской власти пытались бичей трудоустраивать, – опять взял слово врач, – но чаще всего ничего из этой затеи не получалось. Дело в том, что прозябание в подвалах и на чердаках в жутких антисанитарных условиях быстро и катастрофически разрушает здоровье. Для человеческого организма очень важен режим труда, отдыха, питания, сна, а какой у бомжа режим?! Никакого. Собачье, скотское существование. Прежде чем принять человека на работу, посылают его на медкомиссию, и оказывалось, как правило, что бомж – инвалид, трудоустройству не подлежит. Что делать?.. Дать группу инвалидности и пенсию? Но за что? За то, что не хотел работать и жить по-человечески?! За то, что скитался, как животное, по свалкам и подвалам?! И ничего не оставалось, как махнуть рукой на таких бедолаг и предоставить им догнивать в трущобах подвальных.

Виктор Петрович не удержался, включился в дискуссию:

– Иногда причина падения лежит на поверхности: умерла жена, человек с горя запил, опустился, с работы выгнали, соседка приголубила, уговорила продать квартиру, а потом коленком под зад ему! Но зачастую бомжами становятся беспричинно, по какому-то таинственному, необъяснимому порыву взбунтоваться, резко изменить рутинное течение будней, выпрыгнуть из самого себя в какое-то иное измерение. Мой знакомый журналист Юра Белых, с университетским образованием, работал в «Советской молодёжи» и вдруг забичевал, всё потерял, стал стопроцентным бомжем. И когда мы, близкие его друзья, коллеги, советуем прекратить бродяжничество, вернуться к нормальной жизни, обещаем помочь, обрести жильё и работу, он отвечает: «Спасибо, но мне ваша помощь не нужна. Мне хорошо. Это мой образ жизни. Вы, с моей точки зрения, каторжники, а я абсолютно свободен, никаких пут, обязанностей, ни от кого не завишу. Я как птица, парящая в небесах!»

Загадка такого странного поведения в нашем изначальном национальном менталитете – жить в экстремальных условиях, на грани гибели, предельным напряжением всех человеческих сил и способностей. Взгляните в глубину истории нашей: откуда появилось казачество на южных рубежах Московской Руси?.. Если верить учебнику истории советского времени, туда бежали крестьяне от крепостного гнёта помещиков. Но крепостное право учредил Борис Годунов, а казачество на Дону возникло где-то на двести лет раньше. А почему вслед за Ермаком ринулись русские землепроходцы в Сибирь, завоевали, освоили её, но не остановились, перемахнули на Аляску, на Американский континент и даже до Калифорнии добрались, форт Росс основали, до сих пор он носит это имя. Экстремальные порывы у беспокойных русских людей и в XIX веке находили выход, крестьяне с Украины и из центральных губерний целыми деревнями переселялись в Сибирь и на Дальний Восток. Историк и философ Лев Гумилёв называет это пассионарностью. Октябрьская революция, основание Советского государства, победа над фашизмом, восстановление разрушенного войной – всё это тоже убедительные примеры эпохального взрыва подспудно накопившейся пассионарной энергии. Но затраты её в первой половине ХХ века оказались слишком велики, явно обозначился надрыв, кризис, упадок. Великие силы иссякли. Ни на какие большие дела и завоевания нация уже не способна, однако ж генетически запрограммированная жажда взбунтоваться и куда-то рвануться всё ж таки остаётся и проявляется ущербно, болезненно, уродливо в иррациональном бегстве от семьи, общества, государства, в бегстве от самого себя. Ермак с горсткой казаков рванулся за Урал – и обессмертил имя своё как герой, выдающийся полководец, патриот, а Белых или тот же Терпугов рванулись в царство свободы – и куда попали? В вонючий подвал со смрадом канализационных нечистот. Прискорбно, но факт.

– Да ни при чём тут пассионарность! – вскричал Гелий Александрович. – А строить аналогии Ермака и землепроходцев с бомжами нашего времени по меньшей мере некорректно. Богатырский подвиг Александра Невского, Ермака ну и многих иных героев истории нашей, в том числе героев Великой Отечественной, – это одно, а бегство на свалки и в подвалы – нечто прямо противоположное, и никакой преемственности между этими явлениями нет и быть не может. Бомжизм – да, это позорное, конечно, явление, но оно отнюдь не случайно. У всякого великого народа много и достоинств, и недостатков. Почитайте «Историю государства Российского с древнейших времён» Сергея Соловьёва: послы западноевропейских государств всегда удивлялись, почему на Руси так много людей, слоняющихся «меж двор», то есть нищих, бродяг, паломников по святым местам и обыкновенных разбойников. Василий Белов в своей знаменитой работе «Лад» утверждает, что до революции крестьяне иных деревень ленились вести хозяйство, промышляли нищенством, ездили на своих лошадях по окрестным деревням под видом погорельцев, выклянчивали у доверчивых сердобольных соседей хлеб и овощи, продавали на рынке, тем и кормились. Манера прожить на халяву испокон века была присуща многим русским людям. Трудоголиков, конечно, неизмеримо больше, да и вороваты мы почти как цыгане. Вспомните старый анекдот советской эпохи: Заспорили американец с русским, чья страна богаче. Тот говорит, у нас вот столько тысяч воров, но с каждым годом всё меньше и меньше, все обеспечены, нет нужды воровать. Русский отвечает: «А у нас 200 миллионов воров, все воруем и никак не можем разворовать всё, немного всё ж таки остаётся». Вороватость и тягу к бродяжничеству можно объяснить так: тесно общаясь с окружавшими нас кочевниками-степняками, не гнушаясь вступать с ними в родство, мы переняли генетически не лучшие свойства их менталитета. Пока государственная власть была сильна, замашки разбойника-степняка дремали подспудно, а теперь эта криминальная скверна весенним половодьем выплеснулась и захлестнула нас с головой.