не являлась моей женой – более того, она была супругой одного из моих подданных. Однако в данном случае Уолси строго следовал придворному этикету.

Генри Фицрой оказался умным мальчиком. Несмотря на легкое смущение, он отвечал на мои вопросы, но сам не стремился к разговору, в отличие от моего племянника Брэндона. Тот громогласно нес белиберду и накладывал себе блюда, не дожидаясь, пока их ему предложат.

Зал заполнился гулом возбужденных голосов. В благословенной сумрачной прохладе этот шум действовал на меня раздражающе. Я окинул взглядом ближайшее окружение. Мне не пришлось развлекать разговорами Екатерину, поскольку она явно не желала беседовать со мной. Королева сидела, опустив глаза, и выбирала изысканные яства со своей тарелки. Прошедшая церемония обидела и озадачила ее. Я понимал это, однако что же еще нам оставалось делать?

Ради спасения от летней жары окна закрыли ставнями, поэтому в зале создалась странная атмосфера безвременья, которое мы изредка ощущаем… Порой, пробуждаясь от долгого сна, мы в недоумении спрашиваем себя: «Какой нынче день? Где я? Сколько мне лет?» За стенами жарило июньское солнце, однако в зале царила прохлада, и ясный солнечный свет сменился таинственным полумраком; я был женат, но сидевшего рядом со мной сына родила другая женщина, а сам я влюбился в дочь Томаса Болейна…

Да. Я понял, что должен завоевать ее. Как странно, учитывая, что мы с ней не перемолвились ни единым словом. А ведь я всегда считал себя осторожным человеком и редко принимал решения без долгих размышлений и серьезных оснований. (Впрочем, я много тогда передумал!) Однако сейчас сомнения не донимали меня: я пылал чувствами к Анне Болейн и мне до смерти хотелось овладеть ею.

Как я прежде насмехался над любовью и влюбленными! Я ничегошеньки не понимал в науке нежной страсти. К Екатерине я испытывал уважение и относился к ней с учтивым вниманием; игривая привязанность и вожделение свели меня с Бесси; перед матерью я благоговейно трепетал. Но о любовном безумии я не знал ничего.

Мне необходимо познакомиться с Анной. Где же она? Она должна быть в зале! Но за каким столом? Так, столы пора убирать.

Я встал и сообщил о своем желании. Уолси пытался возразить, заявив, что еще не подавали десерт. А после этого запланированы состязания и…

– Только не днем, – оборвал его я. – В жару такое зрелище вряд ли будет выглядеть пристойно.

Я окинул взглядом гостей; где же она?

– Я желаю танцевать… – повелительно прибавил я.

Да, надо устроить танцы. Тогда я смогу познакомиться с ней!

– Ваше величество… я отпустил своих менестрелей, у меня сейчас нет музыкантов…

Уолси совсем растерялся. Я рассмеялся. Рассмеялся так громко, что все взгляды обратились на меня.

– Тогда будем плясать без музыки! – воскликнул я.

Какая разница? Мне просто необходимо найти ее, и во время этих поисков я вполне обойдусь без музыкального сопровождения.

– Но позвольте…

– Уолси, распорядитесь убрать столы. Слишком обильное угощение может вызвать дурное самочувствие, когда мы выйдем из зала на солнце.

Я надеялся, что мое замечание прозвучало вполне логично.

– Да, да, безусловно.

Он поспешил исполнить приказ.

И вот столы убрали, гости разбрелись по залу, обсуждая далеко не в последнюю очередь странное поведение короля, сначала одарившего титулами своего бастарда, а потом прервавшего праздничное пиршество.

Анна словно испарилась. Среди дам не было ни одной темноволосой, в запомнившемся мне ярком желтом платье. Мой взгляд издалека выхватывал желтые дамские сумочки, шали и бархотки. Желтизна мельтешила у меня перед глазами, словно множество легкокрылых порхающих бабочек. Все совершенно напрасно.

Меня охватила досада, все вдруг опротивело, и мне захотелось уйти. К тому же в Большом зале стало ужасно душно. Слишком низкие потолки словно давили на меня. Да и окна пропускали совсем мало света. Это предназначенное для веселья помещение скорее напоминало мрачную исповедальню!

Мне отчаянно захотелось глотнуть свежего воздуха, увидеть солнечный свет! О чем, интересно, думал Уолси, когда строил этот мрачный каземат? Может, вспомнил о своем аскетическом духовном прошлом? Я протолкался к боковым дверям и распахнул их. Зной хлынул внутрь, он накинулся на меня, словно ожившее чудище. Такому пеклу удивились бы даже в Святой земле. Горячая волна, не сравнимая с легкой духотой приемного зала, накрыла меня с головой.

И вдруг я заметил в саду парочку. Увидел стройную фигуру в желтом платье. Анна! Она держала за руки высокого застенчивого юношу, а потом подалась вперед, чтобы поцеловать его. Они стояли перед цветником, и вокруг них повсюду желтели цветы. Желтое платье, желтое раскаленное солнце, а прямо у моих ног – желтая россыпь одуванчиков. В сердцах я захлопнул дверь.

Уолси направился ко мне, зажав в руке желтоватую бумагу.

– Я подумал, что вам захочется прочесть…

– Нет! – вскричал я, вырывая свиток из его рук.

Он отступил и огорченно произнес:

– Но там описана предыстория Хэмптон-корта начиная с тех времен, когда эти земли принадлежали рыцарям-госпитальерам и здесь находилась община их ордена…

Бедняга! Он сделал мне щедрый подарок, а я так пренебрежительно принял его. Я вернул ему документ.

– Позже, вероятно…

Я вновь распахнул двери, и меня окутал палящий зной чужедальнего юга. Шагах в пятидесяти от меня зеленел в жарком мареве сад. Там по-прежнему стояла одетая в желтое особа, но она больше не целовала высокого юношу; теперь он обнимал ее. Они замерли, как каменное изваяние, лишь воздух колыхался вокруг них.

– Кто это там? – небрежно спросил я, словно впервые увидел их.

– Анна Болейн, ваше величество, – сообщил Уолси. – И Генри Перси. Молодой Перси, наследник графа Нортумберленда. Ладный парень, он служит у меня. Отец отправил его набираться ума-разума. Генри помолвлен с дочерью Болейна… простите, сир, виконта Рочфорда. Об обручении будет объявлено, когда отец Перси прибудет в наши края. Вы же понимаете, как труден путь из пограничных графств…

– Я запрещаю! – как во сне, услышал я собственный голос.

Уолси недоумевающе смотрел на меня.

– Я сказал, что запрещаю этот брак! Он невозможен!

– Но, ваше величество, они уже…

– Ничего не желаю знать!

Ах, как я пожалел впоследствии, что не позволил ему договорить ту важную фразу!

– Я уже сказал, что не дам разрешения на этот брак! Он… недопустим.

– Ваше величество… что же я скажу Перси?

Парочка по-прежнему обнималась в саду. Теперь он играл локонами Анны. Его глупая физиономия расплывалась в самодовольной ухмылке. Он усмехался? Вот как? Одуряющий жар застилал мне глаза.

– О чем вы, Уолси? Вспомните, с какой легкостью вы разговариваете с королями, императорами и даже с папой римским! – опять громогласно рассмеялся я. – Неужели вам не придумать, что сказать какому-то,