колено. Я прогибаюсь и чуть не падаю на пол лицом, но пальцы Джозефа хватают меня за волосы и удерживают в вертикальном положении.

Кожу головы пронзает неприятная боль. Стискиваю зубы, чтобы не закричать. Один на один я еще могу побороться с Джозефом, но если меня услышат остальные повстанцы, я проиграю.

Теплое дыхание касается моей щеки.

– Я сделаю тебе больно, – шепчет Джозеф, задыхаясь, и притягивает меня ближе к себе. Я подавляю приступ рвоты. – Не убью, слышишь? Тебе просто будет больно. Я причиню боль твоим друзьям, всем, кого ты любишь. Ты слаба, Блум, и победа будет за мной.

Во мне закипает гнев. Я верю каждому его слову. Он не может позволить себе убить меня – но он может меня сломить. Принципы принципами, но я прекрасно знаю, что, если Джозеф причинит вред хотя бы одному из моих друзей, я уступлю. И Джозеф тоже это знает.

Сжимаю руки в кулаки и пытаюсь сосредоточиться на асфальте под ногами. Пальцы Джозефа касаются только моих волос, поэтому я не могу вытянуть из него энергию.

Когда он встает и тянет меня за собой, я собираю все свое мужество и одним быстрым рывком двигаюсь вперед. Кожу головы болезненно тянет, затем давление ослабевает, и я поворачиваюсь вокруг своей оси. Прежде чем Джозеф успевает отреагировать, выбрасываю вперед руку и кладу ладонь ему на грудь. Должно быть, я застала его врасплох, потому что уверена, он уже знает, как работают мои способности. И в тот же миг чувствую, как его энергия переходит ко мне – она мощная, но горьковатая. Это не совсем вкус, скорее ощущение, что мое тело неохотно поглощает ее. И я не могу винить его за это, ведь мой отец – один из худших людей, которых я когда-либо встречала.

На несколько секунд Джозеф застывает на месте. Его рот открывается, но с губ не слетает ни звука. Я сама никогда не теряла энергию таким образом и иногда думаю, больно ли это. Мне кажется, это парализует людей, иначе Джозеф точно бы сопротивлялся. Может быть, это похоже на то, что сделала со мной в супермаркете мятежница Ванитас. Если так, ничего приятного в этом нет.

Поджимаю губы и быстро закрываю глаза, чтобы больше не видеть Джозефа. Я могу вытянуть всю его энергию, всю без остатка. Как я сделала с Элией. Я могу убить его, и никто из повстанцев не узнает.

Но я не могу. Что-то мешает мне вытянуть из него всю энергию до последней капли. Может, я просто не хочу больше убивать. Может, я не могу заставить себя убить человека, которого моя мать когда-то любила так сильно, что была готова оставить ради него свою семью и свою жизнь.

Задыхаясь, отступаю. Когда я открываю глаза и моя рука теряет контакт с грудью Джозефа, он обвисает, как тряпичная кукла. Его кожа бледна, веки закрыты. Обмякнув, мужчина опускается на грязный асфальт и лежит неподвижно, а я смотрю на него сверху вниз, тяжело дыша. Моя сила взывает к большему, хочет заставить меня закончить работу. Я чувствую себя каким-то больным. Желание внутри меня так велико, что я в шоке отшатываюсь.

Потрясенная, я хватаю воздух ртом и озираюсь в небольшом контейнере. Мои мысли и чувства бешено скачут, терзая разум, а сердце бьется так быстро, что, кажется, еще мгновение – и оно выскочит из грудной клетки. Если я выйду из комнаты без Джозефа, его люди тут же набросятся на меня.

– Черт, черт, черт, – в отчаянии бормочу я.

И только я произношу слова, в моей голове нарастает давление, которое теперь мне отлично известно. Я знаю, что оно значит. Словно кто-то извне легонько постукивает в дверь моего сознания и просит впустить его.

Игра окончена

– Кево? – шепчу я, потому что все еще чувствую себя странно, разговаривая с ним таким образом.

С тобой все в порядке? Его голос звучит настойчиво и нетерпеливо, но я все равно чуть не плачу от этого звука. Я киваю, пока до меня не доходит, что он не может меня видеть.

Да. Но с Джозефом, боюсь, не совсем.

Что случилось?

Я собираюсь ответить, но тут вспоминаю о том, что сделал Кево. Из-за разговора с Джозефом и всей этой ситуации я совершенно забыла о том, что произошло утром.

О чем ты думал, оставляя меня дома, будто я не с вами? У тебя не было на это права, Кево! Всего этого, возможно, не произошло бы, если бы…

Может быть, обсудим это в другой раз? – резко прерывает он меня. – Я знаю, что ты злишься, и у тебя есть для этого все основания, о’кей? Но сейчас нам нужно выбираться отсюда.

Неприятно признавать, но Кево прав. Я не знаю, в сознании ли сейчас остальные, но даже если и в сознании, они связаны, а повстанцы по-прежнему превосходят их численностью.

Вы можете сражаться? – спрашиваю я, пытаясь сосредоточиться, и снова осматриваю маленькую комнатку. Не знаю, что надеюсь найти – оружие здесь не валяется, а прислоненный к стене ломик едва ли эффективнее моих способностей. Если я выйду отсюда одна, люди Джозефа поймут, что что-то пошло не так. И тогда начнется ад.

Несколько секунд я ничего не слышу. На миг во мне поселяется страх, что Кево снова потерял сознание или что мы утратили связь. Когда его слова эхом отдаются в моей голове, вздыхаю с облегчением.

Кэт, Матео и я проснулись и уже не связаны. Кеннета нет, Анатолий и Зара не двигаются. Может быть, они тоже очнулись, но наверняка сказать не могу.

В худшем случае нас четверо. Все еще слишком мало, но я ничего не могу с этим поделать. Непонятно и то, в какие игры играет Кеннет и какова его роль в той игре. Но сейчас это неважно. Он ушел, и это единственное, что имеет значение. Мысли скачут друг за другом. Я не особо сильна в тактической войне – планированием всегда занимались другие. Однако ни один из этих планов ни разу не сработал как надо, а вот те разы, когда я планировала собственный побег, мне удавались. Так что, может, и неплохо, что сейчас думаю я.

Вновь бросаю взгляд на Джозефа. Тот привалился к одному из невысоких картотечных шкафчиков. Кожа мужчины бледная и какая-то полупрозрачная, и не удивлюсь, если сквозь нее просвечиваются его вены. Глаза Джозефа закрыты, а грудь поднимается и опускается. Медленно, тяжеловато, словно с усилием, но по