Проискав Финна минут сорок пять и в доме, и снаружи, Грейси поняла, что он может быть только в одном месте – в собственной комнате. Конечно, она еще никогда там не бывала, но, наверное, сейчас, в таких чрезвычайных обстоятельствах, это для него лучшее место. И даже если Грейси застанут у него, Шарлотта ее за это не уволит, после того как девушка объяснит ей, зачем она туда пошла. И Макгинли уже не сможет уволить своего камердинера – он, бедняга, мертвый… Худшее, что может быть, – это что на ее счет начнут перешептываться и хихикать. Но даже это лучше, чем бросить сейчас Финна одного, когда он так страдает от разочарования. Надо сказать ему, что ей очень-очень жалко и что она извиняется…

Грейси тщательно осмотрелась, нет ли кого поблизости, и только потом взбежала по мужской лестнице. Постоянные слуги Эшворд-холла жили в комнатах, расположенных ближе к лестнице, и старшие слуги занимали, естественно, лучшие помещения. У лакеев, чистильщиков обуви и им подобных комнаты были поменьше и подальше. Приезжие камердинеры и другие слуги жили на верхнем этаже, под самой крышей.

Но где же комната Финна? Надо подумать. У слуг все устроено в порядке старшинства их господ. Слуги обедали, их обслуживали, им даже подавали или не подавали сладкое в зависимости от важности положения их хозяев. Значит, самый главный здесь мистер Уилер. Он обслуживал мистера Гревилла, председателя этого несчастного совещания. Кто следующий? Надо думать быстрее! Нельзя, чтобы ее здесь застали! Никто же не поверит, что она зашла сюда, просто глупо спутав лестницы.

Мистер Дойл и мистер О’Дэй – тоже очень важные господа. Значит, комнаты Финна и камердинера мистера Мойнихэна будут дальше, а после них, наверное, идет комната Телмана. Мысль о том, что она ненароком может налететь на угрюмого инспектора, заставила горничную так съежиться, что ей стало трудно дышать.

Может быть, не стоило все это затевать?

Нет, вперед! Не будь трусихой! Надо воспользоваться шансом. Попытаться. И не стоять здесь, словно садовая статуя. Надо постучать.

Девушка стукнула в одну из дальних дверей, но никто не ответил.

Она постучалась в следующую дверь. Руки у нее тряслись.

Последовало недолгое молчание. Потом она услышала шаги.

Сердце забилось у нее в груди молотом, гулом отдаваясь в ушах.

Дверь открылась. Это был Финн.

Слава тебе, Господи! Но что ему сказать?

– Извини меня! – вырвалось у горничной.

– Грейси! – Юноша удивился и на мгновение растерялся, не зная, что сказать и как поступить.

– Прости, что я рассказала тебе о Чиннери, – объяснила нежданная гостья. Если бы она не сказала этого сейчас, то уже никогда бы не собралась с духом. – Я не должна была все так вываливать на тебя сразу. Может, мне и вообще не надо было тебе говорить. Из-за одной враки еще не надо думать, что все дело неправое.

Черные глаза Хеннесси расширились от удивления и замешательства.

Больше мисс Фиппс ничего не могла придумать. Она не могла солгать, что рассказанное ею – неправда, да и Финн не мог этого от нее ожидать. Наверное, зря она к нему пришла. Но вид у него был такой несчастный, что, наверное, она как-нибудь может его утешить? Любовь чего-нибудь стоит или нет?

Молодой человек очень медленно улыбнулся.

– Тебе лучше войти, – посторонился он, – если тебя увидят, то выйдут неприятности.

Девушка заколебалась, но только на мгновение. Они еще не все друг другу сказали. И он был прав. Каждую минуту кто-нибудь из обитателей этого этажа мог подняться к себе наверх. И если ее застанут в коридоре у комнаты слуги-мужчины, она попадет в очень щекотливое положение. Поэтому горничная прошла мимо Финна в комнату, обставленную так же просто, как ее собственная. Здесь было почти тепло и достаточно удобств для непродолжительного пребывания. На постели – простыни и одеяла, рядом – деревянный стул, ситцевые занавески у чердачного окна, умывальник с кувшином и тазом, небольшой шкаф для фраков и брюк, комод с тремя ящиками для белья и всего остального, что можно сложить, не опасаясь помять. На полу был плетеный, весь в узлах, коврик. Направо, у стены стоял маленький стол, а перед ним – второй стул. Сейчас на столе лежали газета и листок бумаги, похожий на небольшое письмо, а около него Фиппс заметила конверт, открытую книгу, кожаный ремень для правки бритвы, синюю бумагу и кучку свечей.

Хеннесси стоял молча и смотрел на нее.

– Мне все равно, что говорят о братьях Дойл, все равно, что они сделали и как это понимать, – сказал он жестко. – Может, они и ошиблись, когда считали, что виновен Чиннери, но по сути это правда. И голод, и трагедия нашего народа – это все правда истинная.

Молодой человек смотрел на свою подругу так, словно она собиралась все отрицать. Глаза у него блестели, взгляд был холоден, и он немного выставил вперед подбородок.

«Надо быть терпеливее, надо помнить, как он уязвлен», – повторяла про себя Грейси. Это для нее все легко. Никто не сокрушал ее представления о близких людях, не разрушал ее мечты, не ронял в ее мнении любимых и уважаемых людей, которые определяли всю ее жизнь и которым она отдавала все свое время и заботы.

И она глубоко вздохнула.

– Конечно, – согласилась девушка. – Я слишком поторопилась все тебе выложить.

Ирландец немного смягчился.

Но ей надо было быть осторожнее. Не стоило во всем уступать в этом споре, иначе Финн мог подумать, что она делает это из слабости или что вообще изменила своим взглядам. Ему самому это не понравится. Хотя она и не станет этого делать. Как же это больно – так любить человека, с которым тебя разделяет пропасть, у которого другие убеждения, иные понятия о чести и верности, и это уже невозможно изменить. Слишком много у них обоих взаимных долгов, испытаний, потерь, омытых слезами. Как, например, мистер Мойнихэн и миссис Макгинли ухитряются поладить?

– Но ты ничего не поняла, – сказал Хеннесси задумчиво. – Ты не можешь понять, хотя в этом и не виновата. Для этого нужно быть ирландкой и самой видеть все страдания и творимую несправедливость.

– Но страдают все, так или иначе, – резонно ответила мисс Фиппс. – Ведь не только ирландцам холодно и голодно, не только они всего опасаются и одиноки, не только они бродяжничают и сидят за решеткой, когда ничего такого не сделали или не могли не сделать. Это со всеми бывает. Иногда даже английских джентльменов вешают за то, чего они не делали.

Молодой человек посмотрел на нее с откровенным недоверием.

– Да, так бывает, – настойчиво повторила горничная. – Я работаю в доме у полицейского. И такое знаю, о чем ты и понятия не имеешь. И не надо считать, что во всем мире страдаете только вы.

Лицо у Финна потемнело.

– Не то чтоб ты не имел права сражаться за лучшую долю, – поспешно прибавила Грейси, – и что Ирландия не имеет права сама жить, как хочет. Но что же делать с такими, как мистер О’Дэй и мистер Мойнихэн? С ними тоже надо все устроить по справедливости. Ты же не хочешь быть несправедливым, нет?