Ник прошёлся перед строем. Всего, не считая его самого и проводника, скромно стоящего в сторонке, в наличие было двадцать два бойца. Лейтенанты — Алексей Сизых и Геннадий Банкин, старшины — Антип Никоненко, Анна Сизых и Зинаида Ермакова, плюсом к ним — семнадцать красноармейцев.

Нику совсем не хотелось брать Зину в этот опасный поход, но квалифицированный радист, которому можно было безбоязненно доверить настройку на абсолютно секретную волну, был просто необходим.

— Даю вводную, — Ник жестом подозвал к себе проводника. — Выступаем на маршрут. Представляю вам проводника нашего отряда, зовут его Леонид Григорьевич, неоднократно бывал в тех местах, «старожил», так сказать, прямо по Джеку Лондону. Ну а вы, соответственно, «чечако», новички то бишь. На маршруте он для всех нас, меня включая, царь и бог. Прошу Леонида Григорьевича до прибытия на ручей Холодный слушаться неукоснительно. Во-первых, он человек опытный, ничего глупого не прикажет. А во-вторых, горяч он немного: если что — и по лицу может настучать. Так что учтите. Прошу вас, Леонид Григорьевич, скажите несколько приветственных слов в адрес коллектива!

Проводник, широкоплечий мужик в засаленном ватнике, длиннорукий, лицом и всеми движениями весьма похожий на матёрого орангутанга, шагнул навстречу строю и обвёл всех таким зверским взглядом, что у многих бойцов по спинам побежали мурашки

Леонид Григорьевич хрипло сообщил, демонстрируя свой огромный волосатый кулак:

— Вообще-то, Леонид Григорьевич — это я для начальства только. А в быту меня кличут — Лёнька-Обезьян. Можно просто — Обезьян. Я не обижусь. Но ежели что не так, ежели кто слово поперёк вякнет, удавлю как кутёнка задрипанного! Всем всё ясно? Вот и славно! Люблю понятливых! По машинам, парни!

Колонна, состоящая из четырёх стареньких, видавших виды полуторок наконец тронулась — курсом на юго-запад. За баранкой передовой машины восседал Лёнька-Обезьян, "маршрутный начальник" отряда. Ник, расположившись с ним рядом, с интересом посматривал по сторонам.

Километров через пятнадцать дорога кончилась. Резко и внезапно: вот только что плохонькая, но была, а вот и нет её, только голое, каменистое плоскогорье впереди — до самого горизонта.

Поехали прямо по откосу ближайшей сопки, справа нависали острые скалы, слева — пологий склон, поросший кустарником: карликовыми берёзами, ольхой, осиной и чем-то хвойным.

Пока было вполне терпимо, только трясло очень сильно, того и гляди — язык собственный случайно откусишь, так что молча ехали.

Через три часа по задней стенке кабины постучали, машина остановилась.

— Командир, — смущённо попросил в открытое боковое окошко выпрыгнувший из кузова Сизый, — ты бы с моей женой поменялся местами? Её совсем укачало, заснула мёртвым сном, а там мотает — по страшной силе. Давай её в кабину усадим, а? Если тебе не в падлу, конечно.

Совместными усилиями переправили спящую Айну в кабину, ещё и верёвками к сиденью привязали, чтобы не ударилась обо что-нибудь во сне, сами забрались в кузов, под брезентовый тент.

Ещё через два часа сзади раздалась громкая автомобильная сирена, полуторка резко затормозила. Ник тут же выбрался из «салона» — узнать, в чём дело.

Вдруг, где-то в конце колонны, прозвучали два громких выстрела, чуть погодя — ещё два. Ник, выхватив из кобуры браунинг, побежал к замыкающей машине, остановившейся метрах в ста от трёх остальных.

Растрёпанный Банкин, стоящий возле заднего колеса автомобиля, сжимал в руках ещё дымящуюся двустволку и внимательно вглядывался в заросли куруманника, раскинувшиеся ниже по склону.

Оказывается, Гешка через лобовое стекло высмотрел медведицу с двумя медвежатами, выскочил из кабины и давай палить — почём зря. Никоненко тут же ему пришёл на помощь, тоже пару раз стрельнул. Банкин уверял, что одного медвежонка подстрелили-таки: что-то бурое в кустарнике определённо просматривалось.

— Вон там, по склону, видите? Да вот же — бурое пятнышко! Вот же! Точно — это медвежонок! Это я его срезал!

Подошедший Обезьян был строг и категоричен:

— Ну, вы дикие какие-то! Зачем медвежонка замочили? Всё равно не достать его. Или кто смелый всё же найдётся? Медведица-то — жива осталась, прячется где-то рядом. Что — нет смелых? Уроды грёбаные! Ну, допустим, захотелось кому-то медвежатники отведать, дело обычное. Высмотри себе одинокого медведя, завали, тут этих медведей — как собак нерезаных. Засранцы вы всё-таки! Ещё что похожее случится — урою на фиг! По машинам все!

Меткие стрелки, смущённые такой отповедью, торопливо расселись по своим местам.

Обезьян, не прекращая ругаться и ворчать, залез в кабину, бибикнул пару раз, сигнализируя всем о продолжении движения.

Прав был мудрый проводник: пока до участка доехали, видели медведей этих — не сосчитать. И одиночные попадались, и группами. Самое интересное, что все медведи были разномастными — от практически чёрной до светло-жёлтой окраски.

Один раз Ник наблюдал на сопке живописную группу из трёх косолапых: один — палевый, другой — светло-рыжий, третий — буро-чёрный. В чём тут дело? Даже многоопытный Обезьян не знал ответа на этот вопрос.

Пришёл вечер, выехали на перевал, заночевали, разбив нехитрый лагерь.

Весь следующий день ехали уже сугубо вниз, по ручьям, временами переезжая из одного в другой.

Состоялась ещё одна ночёвка, прошедшая без всяких происшествий.

Айна, похоже, реагировала на эту поездку как медведи на зиму: спала по двадцать три часа в сутки, в редкие перерывы от сна отходила в сторонку по нужде, вяло поглощала пищу, и то только благодаря понуканиям Сизого.

В полдень третьего дня пути по крохотному ручью выехали на берег Берингова моря.

На море царило полное безветрие. Ласковый прибой перебирал разноцветную гальку. Было достаточно тепло для первых чисел августа: где-то плюс пятнадцать-семнадцать.

Узкую береговую косу ограждали высоченные скалы, метрах в пяти от уреза воды по скалам была прочерчена белая непрерывная линия.

"Делать кому-то нечего было? Или краска была ворованной?" — вяло подумал Ник.

Часа два ещё ехали вдоль берега, а полоса всё не кончалась, наконец, сделали привал.

Остановились недалеко от места впадения в море неширокого ручья, в семидесяти метрах от береговой линии, где лениво перекатывались прибрежные волны и негромко шумел прибой.

Над капотами усталых машин поднимался белый пар. Водилы тоже нешуточно устали, прямо под колёса полуторок подстелили ватники и завалились спать.

— Всё, не могу больше! В задницу все пошли! Разбудите, если что, — уже засыпая, дал последние указания Обезьян и тут же начал громко храпеть.

Сизый метрах в десяти от спящего Обезьяна расстелил толстую оленью шкуру, бережно уложил на неё спящую Айну, заботливо укрыл байковым одеялом, рачительно прихваченным из комендантских кладовых во время "военного переворота".