что для меня значила жена и чем чревата ее утрата. Тем сильнее была радость, когда общими усилиями врачам удалось спасти ее. Выздоровление, однако, продвигалось медленно, из‐за большой потери крови долгое время сохранялась сердечная слабость.

Для лечения у нас были лучшие доктора, и лечащий врач потребовал, чтобы мы выехали за границу и подольше отдохнули на Ривьере.

Мы отправились туда весной. В ту пору для путешествия требовалось несметное количество багажа. Чемодан жены был настоящим Ноевым ковчегом, содержащим груду вещей, наверняка лишних. У меня тоже был большой чемодан, а кроме того, еще масса ручной клади. Эта поездка была ознаменована множеством недоразумений, связанных с багажом.

На Пасху мы прибыли к моей сестре Иде в Дрезден и сразу после Пасхи должны были двигаться дальше. Портье в гостинице в Дрездене дал мне тогда плохой совет, сказав, что я должен сдать свой багаж из Дрездена только до Галле, где нам предстояло пересесть в спальный вагон прямого поезда Берлин – Милан. В Галле у нас будет полчаса, и если мы там дадим указание перевезти наш багаж, то будем по крайней мере уверены, что он отправится дальше тем же поездом.

Но все произошло иначе. Из-за проблем с местным сообщением мы прибыли в Галле с большим опозданием, проводник спального вагона уже стоял в ожидании, схватил нашу ручную кладь и сказал: «Быстро садитесь». Поезд был готов к отправлению. Мои возражения, что основного багажа еще нет, не возымели действия, и я за несколько минут успел только передать носильщику квитанцию с просьбой отправить багаж дальше в Геную. Едва мы оказались в поезде, состав тронулся. В Мюнхене я проснулся с дурными предчувствиями и отправил в багажное отделение Галле телеграмму с моим адресом в Генуе.

По дороге мы еще на день посетили моих родителей в Гардоне592, а в Генуе обнаружили телеграмму: «Багаж отправлен дальше». Началось нудное ожидание в Генуе. В итальянских службах нельзя было практически ничего узнать, так что через несколько дней мы вновь отправились в путь в Больё без нашего багажа. Немецкое багажное отделение работало образцово, в немецком духе, и телеграфировало нам через несколько дней, что наш багаж находится на такой-то улице у экспедитора такого-то. Оттуда мы его наконец забрали, а на приграничной французской станции еще раз пережили обхождение французских таможенных служб с простыми смертными, пересекающими границу не в поезде класса люкс.

Пребывание на Ривьере мне не понравилось. Во-первых, погода была плохой, а в Ницце и Монте-Карло такой же образ жизни, как в больших городах. От моря практически ничего не получаешь, видишь его великолепную голубизну, но к нему едва ли подойдешь. Поэтому я был рад, когда мы оттуда уехали. Это единственный раз в моей жизни, когда я побывал во Франции.

Мы хотели поехать долечиваться в Монтрё. Любопытно, что, уезжая, мы неожиданно встретили на вокзале моих родителей, искавших место, где можно отдохнуть при хорошей погоде. Мы остались еще на день, потому что при непрекращающемся дожде пребывание на Ривьере совсем не было заманчивым. Я не мог дождаться, когда дорога доведет нас до Германии, и тогда мы решили отправиться в Висбаден, где застали весну и, наконец, жена хорошо отдохнула.

Мой пиетет к великим мира сего был удовлетворен впечатляющим событием. Когда мы случайно поехали в Гомбург, там как раз находился кайзер, о чем мы не знали. В тот день он должен был встретить прилет вновь построенных дирижаблей, к чему предварительно были сделаны серьезные приготовления. Это были «Цеппелин», «Гросс» и «Парсеваль»593, которые величественно подлетели к месту события и после маневров приземлились. На обратном пути оттуда «Цеппелин» потерпел аварию. После этого мы еще поехали в римский замок под Гомбургом и встретили там кайзера, который возвращался пешком с женой и дочерью, так что мы смогли подольше беспрепятственно наблюдать за ними. Такие происшествия вспоминаешь постоянно.

Последующие годы протекали довольно спокойно в любимой работе, которая сопровождалась постоянным умножением материального благополучия семьи. Конечно, в этом смысле мы не могли конкурировать со многими представителями нашего окружения, но у нас и не было таких амбиций. Зато мы обрели круг хороших друзей, в первую очередь назову Эрнста Руперти. Затем мы подружились с несколькими семьями балтийских немцев, в особенности с Тобизеном и его женой, очень милыми, скромными людьми. Между госпожой Тобизен и моей женой возникла дружба, у них было много общих интересов. Архитектор Дессин594, который построил нам отличный загородный дом, часто бывал у нас, а также доктор Дзирне595 и многие другие. Кроме того, мы близко общались с родственниками. Из Аниного семейства поначалу это была в основном сестра Вера, нередко посещавшая нас, но затем к ней присоединились Соня и Катя со своими мужьями.

Кроме хозяйства и заботы о детях Аня еще переняла от тети Фанни руководство основанным ею «Кустарем», для которого все женщины и девушки окрестных деревень поставляли изделия ручной работы и таким образом приносили этим деревням довольно много денег. Созданные там работы охотно покупались, отчасти в Москве, но зачастую они шли и за границу. Моя жена вообще была крайне умелой в любой работе, и ее время всегда было заполнено разнообразными занятиями. Единственное, что меня иногда сердило, это ее любимая привычка после ужина, когда детей уже уложили в кровать, засыпать на софе. Она неохотно ходила в театр, и, когда у нас был свободный вечер, мы чаще всего велели запрягать лошадей и уезжали из города в окрестные парки.

Моя конюшня с годами весьма улучшилась, у нас также были современные изящные коляски и сани. Мы регулярно посещали московские художественные выставки и приобрели там много хороших картин, чтобы по возможности красиво обставить новое жилище, которое мы обустраивали в доме, принадлежавшем моему отцу. В загородном доме был разбит сад, который бурно разрастался ко всеобщему удовольствию. Одним словом, мы любили оба наших дома. Люди, которые в них бывали, прожили ряд прекрасных лет в Москве.

Из больших поездок у меня в памяти сохранилась еще одна, в Киссинген, которую мы совершили всей семьей. Она была предпринята в чисто русском стиле. Трое детей, гувернантка фрейлейн Аделе и наша старая русская нянечка, то есть всего семь персон. Мы жили все вместе в санатории доктора Аполланда, где были чудесные условия. Одновременно там были и мои родители. После лечения я предполагал ехать в Оберхофен в Тюрингии долечиваться, но жена хотела на Балтийское море. А уж если она чего-то хотела, то нужно было