Мужчина падает, получает от меня добавки пяткой в висок и затихает на какое-то время, а я занимаюсь двумя оставшимися. С теми было уже проще справиться. Одного я отбрасываю подальше, второго в это время достаю кинжалом по горлу, а когда отброшенный решает бессовестно удрать, бросаю ему в спину саблю.

Не метательное, конечно, это оружие, да куда деваться?

Анри, вон, твердо был уверен, что метать можно и нужно все. Вплоть до табуреток в тавернах. Цинично-то говоря, не убью, так покалечу, но потом приду, добью. Я добрый. Анри, кстати, тоже, я от него получал такие теплые письма…

Эх-х-х, осталась бы мама жива — лучшего мужа ей и отца мне не стоило бы и пожелать. Но об этом потом, потом…

А пока…

Из пяти убийц трое мертвы безнадежно, тот, кому попало саблей, хрипит на полу — я швырнул ее с такой силой, что перебил позвоночник и что-то повредил внутри. Пятый только оглушен.

Я добиваю четвертого — и берусь за пленника. Выдергиваю из кровати все стрелы, разрываю простыни и привязываю его к кровати мордой вниз. Да, распоров на нем всю одежду.

Я извращенец?!

Вы, простите, о чем подумали?!

Тьфу! Между прочим, голый человек чувствует себя куда как более уязвимым. И к тому же его удобнее пытать. Сразу находишь нужные точки на организме. Так что я из самых благородных побуждений. Так — ткнешь стрелой в нужную точку — и сразу больно. А не будешь видеть куда — так всего истыкаешь до получения результата.

Это уже садизм. А я о людях забочусь… ну, как могу.

Допрашиваемый приходит в себя, но не орет. Это правильно, орать нам ни к чему, еще народ сбежится, поговорить не дадут. Я встаю так, чтобы он мог меня видеть, поигрываю стрелами.

— Ну что — побеседуем?

В ответ мерзкую нечисть витиевато посылают в дальнее эротическое путешествие.

Я ухмыляюсь еще противнее:

— Ты уверен? Я ведь могу пойти туда в твоей компании — и так многозначительно провести стрелой от шеи до… да, до того места. И даже повертеть там наконечником. Несильно, нечего кровать кровью портить, и так уже простыни издырявили, спальню изгадили…

Мужчину передергивает.

— Связать тебя, рот кляпом забить — и пошли радоваться жизни. Ах да. Ты уже связан. Значит, хлопот будет меньше, да, сладкий мой? Сам бы я такого не предложил, я знаю, что вы, люди, очень традиционны по части получения удовольствия, но раз уж…

Долго мне издеваться не приходится. Действительно профессионал. Понимает, что я с ним что хочешь сделаю, — и решает уйти без боли.

— Чего тебе?

— Заказчика.

— Теваррец. Точнее не знаю, но явно из знатных.

— Встречаться с ним еще будете?

— Нет. Полная предоплата.

Та-ак… и кто ж это у нас?

У меня есть два варианта. Либо отпустить убийцу… но — нельзя. Ведь опять придет…

— Откуда вы знали, где искать принца?

— Есть свои люди во дворце.

— Кто?

Допрос продолжается примерно полчаса, после чего я выясняю много интересного об обитателях своего дворца. Ну и гадюшник!

Но… самое печальное, что доказать ничего нельзя. Убийцу перед судом не поставишь, он же мигом растреплет про демона, а мне пока с Храмом ссориться нельзя. И что делать?

Хотя что тут сделаешь?

Я одним движением сворачиваю мужчине шею — благо договор был на легкую смерть. Жизни я ему не обещал. Потом занимаюсь остальными телами. Раскладываю их в нужных позах, добавляю ран… вот так.

Забираюсь под кровать — и испускаю дикий вопль.

И еще один — для верности.

Спасите-помогите!!! УБИВАЮТ!!!!!

* * *

Прибежавшая стража находит в спальне страшную картину.

Четырех убийц разной степени истыканности. Одного защитника — повышенной издырявленности. И испуганного принца под кроватью.

Как случилось?

Я спал, тут меня с кровати спихивают, летят стрелы, я заползаю, куда успел, тут схватка наверху… а что — все уже закончилось?!!

Меня достают, уверяют, что все в порядке, все будет хорошо, а кто это вас защищал? А?

Нет, не знаю…

Да, страна должна знать своих героев, но лично этого героя я не знаю. Сами разбирайтесь, кто это, а меня — защищайте!

Это же на меня покушались! Кругом враги!

Маркиз Шартрез пытается меня успокоить, но я просто бьюсь в истерике. И собираюсь биться в ней, пока не приходит Том, которого я тут же назначаю капитаном моей личной охраны.

Шартрез принимается возмущаться, но пять трупов выглядят ну очень убедительно. Нет-нет, маркиз, вы впредь будете охранять только вдовствующую королеву, а меня будет охранять гвардия, которую сформирует Том.

И точка!

Средства из казны будут выделены. Завтра же! А сейчас все вон! Его высочество трястись за свою жизнь изволит.

Да, Том, останься. Будешь мне хладный пот со лба утирать и валерьяночку в рюмке подносить. Как нет валерьянки?

Заменим вином! Крепким! Да, и ругать я вас тоже буду.

За что?

Друг мой, было б за что — я не ругался бы…

Оставшись в компании Тома, мы распиваем на двоих бутылку вина, и я ему рассказываю про убийц. Сходимся на том, что надо формировать альтернативу королевским гвардейцам, где каждый второй продался, а каждому первому просто на все наплевать, кроме вина и девок.

Завтра же Том этим и займется. А деньги…

Пусть только Шартрез-старший попробует их не выдать!

С утра за мной приходят. Целая толпа придворных идиотов вваливается в спальню — и начинается кошмар. Даже не так.

КОШМАР!

Вы когда-нибудь пытались представить себе — как это? Когда тебе пододвигают тапочки, пытаются натянуть белье, носки, подают тазик для умывания, золоченый горшок, бритвенный прибор, да еще и возмущаются, что брить нечего!

Моего терпения хватает ровно на пять минут, а потом я взлетаю, как был, голым на кровать и ору в голос, что если сейчас все не выметутся — то я за себя не отвечаю.

И хоть бы кто глаза отвел!

Всегда подозревал, что придворные — все мужеложцы! Ну, или хотя бы половина!

Вместо того чтобы смутиться и выместись, мне принимаются объяснять, что это-де церемониал коронации, который освящен веками, утвержден Храмом — там тоже мужеложцы?! — и все роли в нем распределены заранее. Они ж теперь рассказывать детям будут, как участвовали в коронации, горшок подавали, белье надевали…

Да, даже должности такие — надеватели нижнего белья в день коронации, или как-то так. Ну, я всегда подозревал, что этим сволочам делать нечего, но чтобы так?!