Ведь такой крупный побег всполошил всю планету. Теперь в каждом космопорте выставят усиленную охрану, и не снимут ее до тех пор, пока последний беглец не будет пойман. В случае удачи ригелиане смогут продержаться на свободе довольно долго. Но все равно они привязаны к планете и обречены на поимку и расправу.

А пока их товарищи отвечают за их проступок. Да и его собственные планы под угрозой. Нет, он совсем не против побега. Пусть им повезет. Вот только если б это случилось месяца на два раньше или позже.

Лиминг мрачно заканчивал обед, когда за ним пришло четверо охранников.

— Вас срочно требует комендант.

Вид у них был злой и подавленный. У одного на голове красовалась повязка, у другого глаз совсем заплыл.

«Не могли выбрать лучшего времени», — подумал Лиминг. Ведь комендант взовьется, как ракета, при первом же намеке на любое возражение. Попробуй поспорить с начальником, доведенным до белого каления, — одни эмоции, никакой логики. Слова не даст сказать. Весь вымотаешься, пока чего-нибудь добьешься.

Четверка повела его по коридору — двое спереди, двое сзади. Левой, правой, левой, правой. Бум-бум-бум — это напоминало церемониальное шествие на гильотину. Казалось, за углом, в треугольном дворике, поджидают священник, топор на веревке, плетеная корзина и деревянный ящик.

Все вместе они вошли в ту же комнату, что и в прошлый раз. Комендант сидел за столом, но младших офицеров не было видно. Кроме коменданта в комнате был только пожилой господин в штатском, сидевший в кресле справа. Когда пленник вошел, тот устремил на него острый, пронзительный, изучающий взгляд.

— Это Паллам, — представил его комендант с таким неожиданным радушием, что Лиминг даже опешил. Затем добавил с оттенком благоговения: — Его направил к нам сам Зангаста.

— Психиатр, что ли? — предположил Лиминг, подозревая ловушку.

— Вовсе нет, — спокойно ответил Паллам. — Меня в основном интересуют различные аспекты симбиоза.

Волосы на голове Лиминга так и зашевелились. В его планы не входило, чтобы его допрашивал ученый. У них обычно цепкий, совсем не военный ум и плохая привычка испортить хорошую ложь, обнаружив в ней противоречия

«Несомненно, этот безобидный на вид старичок — и есть главная угроза», — решил он.

— Паллам хотел бы задать вам несколько вопросов, — сообщил комендант, — но это потом. — На его лице появилось самодовольное выражение. — Для начала я хочу сказать, что очень благодарен вам за сведения, которые вы сообщили в нашей прошлой беседе.

— Вы имеете в виду, что они вам пригодились? — спросил Лиминг, с трудом веря собственным ушам.

— Очень. Все охранники, отвечавшие за четырнадцатый барак, будут отправлены в районы боевых действий, где их направят в космопорты, которым угрожает нападение. Впредь неповадно будет пренебрегать своими обязанностями. — Он задумчиво посмотрел на собеседника и продолжил: — Меня ожидала такая же участь, но Зангаста счел побег пустяком по сравнению с теми важными сведениями, которые я получил от вас.

Несмотря на изумление, Лиминг сумел этим воспользоваться.

— Когда я к вам обратился, вы лично распорядились, чтобы меня лучше кормили. Конечно, вы ожидали ответного подарка?

— Подарка? — Комендант опешил. — Я ни о чем таком не думал.

— Тем лучше, — одобрительно заметил Лиминг, восхищенный великодушием тюремщика. — Хорошее дело хорошо вдвойне, если ему не сопутствуют корыстные мотивы. Юстас это обязательно учтет.

— Вы хотите сказать, — вставил Паллам, — что у него такие же нравственные принципы, как и у вас?

Вот это вопрос! Однако Паллам не дремлет. Теперь держи ухо востро!

— В некотором отношении похожи, но не во всем.

— Какое же самое главное отличие?

— Видите ли, — сказал Лиминг, стараясь выиграть время. — Это трудно объяснить. — Он потер лоб, а в голове в это время быстро сменялись мысли. — Я бы сказал, что у нас разный подход к вопросу о мести.

— Объясните разницу, — потребовал Паллам, устремляясь по следу, как голодная собака-ищейка.

— С моей точки зрения, — признался Лиминг, мысленно посылая собеседника ко всем чертям, — он чересчур склонен к садизму.

Неплохо, теперь он сможет выкрутиться, если к нему начнут приставать со всякими претензиями.

— В каком смысле? — не отставал Паллам.

— Я действую сразу, не откладывая надолго. Он же стремится продлить мучения жертвы.

— Продолжайте, — настаивал Паллам, проявляя невыносимое занудство.

— Если бы мы с вами были смертельными врагами и если бы у меня, в отличие от вас, было ружье, я бы выстрелил и убил вас. Если же Юстас приговорит вас к смерти, то он поведет дело медленно, не торопясь.

— Опишите его метод.

— Для начала он даст вам почувствовать, что вы обречены. А потом и пальцем не пошевелит до тех пор, пока вы полностью не поверите, что все это только иллюзия и что вам ничто не грозит. Тут он напомнит о себе легким ударом. Когда возникшие страхи и опасения утихнут, он вновь ударит — уже посильнее. И так далее, и так далее по возрастающей — причем столько раз, сколько нужно.

— Нужно для чего?

— Для того, чтобы вам стала ясна ваша участь, а муки ее ожидания стали бы невыносимыми. — На мгновение задумавшись, он добавил: — Ни один Юстас еще никого не убил. У них другие методы. Они могут устроить несчастный случай или довести жертву до самоубийства.

— Довести до самоубийства?

— Вот именно.

— И никак нельзя избежать такой участи?

— Почему же, можно, — возразил Лиминг. — Жертва может в любую минуту обезопасить себя и освободиться от всех страхов, если искупит зло, нанесенное человеку.

— И такое искупление прекратит вендетту?

— Совершенно верно.

— А вы лично это одобряете?

— Да. Если моя обида перестает быть реальной и превращается в воображаемую, Юстас ее больше не замечает и никак на нее не реагирует.

— Значит, вот к чему все сводится, — многозначительно произнес Паллам. — Его метод дает возможность раскаяться, а ваш — нет?

— Вроде так.

— Это значит, что у него чувство справедливости развито более гармонично?

— Но он бывает и совершенно безжалостен, — возразил Лиминг, не в силах придумать ничего более удачного.

— Это к делу не относится, — отрезал Паллам.

Он в раздумье помолчал, потом заметил:

— Похоже, что в данном союзе