непродолжительного правления коего евреи в церковной области чуть было не подверглись полному истреблению. Какой-то гнусный магометанский выкрест, с целью завладеть огромным состоянием своего питомца, распял молодого наследника и тайком бросил труп на кладбище Кампо-Санто, которое предназначалось только для богатых и знатных кругов, в виду того, что эти кладбище было покрыто землей, привезенной из Св. земли. Это обстоятельство придало преступлению особый отпечаток. И, действительно. несколько бессовестных христиан и крещеный еврей, Анакел ди Фолиньо предстали пред папой Марцелом с обвинением евреев в убийстве ребенка. Папа был склонен серьезно отнестись к этому обвинению, готовясь жестоко расправиться с еврейской общиной Рима; только благодаря уму и гуманности друга евреев, кардинала Александра Фарнезе, который обнаружил настоящего виновника (апрель 1555 г.), римские евреи были на сей раз спасены.

После Марцела панский престол занял фанатический Карафа под именем Павла IV (май 1555 до августа 1559). Он стариком сохранил еще всю резкость и страстность своей молодости и повел соответственную политику. Он ненавидел не только протестантов и евреев, но и испанцев, хотя они были самым надежным орудием церковного фанатизма; он называл испанцев вместе с их лицемерным королем, Филиппом II, «испорченным семенем евреев и мавров». Вскоре после своего вступления на папский престол он издал буллу, согласно коей каждая синагога в церковной области должна была уплатить десять дукатов на содержание воспитательного дома, где евреи воспитывались в духе христианства. Более жестокой была его вторая булла (12 июля 1555 г.), которая осуществила во всей строгости канонические законы о евреях. Они должны были быть заключены в гетто и иметь лишь одну синагогу, все другие были обречены на разрушение. Им запрещено было иметь христианскую прислугу и кормилиц, как и вообще иметь сношения с христианами, есть или играть с ними. Все евреи должны были носить зеленые шапки, а еврейки — зеленые вуали, даже за стенами города. Христиане не должны были называть еврея «господином». Евреям запрещено было приобретать недвижимую собственность; в течение одного года они должны были продать принадлежавшую им землю. В виду этого они принуждены были продать свою недвижимость, стоимость коей превышала 500.000 золотых крон, лишь за 100.000. Они должны были вести свои торговые книги на итальянском языке, что, впрочем, было вполне справедливым предписанием. Но к чему им были торговые книги, когда всякая торговля была им запрещена, за исключением торговли старым платьем? Но и старьевщики не находили покупателей, ибо булла предписывала христианам избегать общения с евреями. Таким образом, торговцы превратились в нищих. Мало того, булла запрещала еврейским врачам оказывать врачебную помощь христианам, несмотря на то, что многие папы обязаны были сохранением своего здоровья именно еврейским врачам. За нарушение буллы была назначена суровая кара. Эти, внушенные враждой к евреям, мероприятия были проведены со всей возможной строгостью. Отныне итальянские князья, желая приблизить к себе еврейского врача, должны были ходатайствовать пред папой о разрешении им этого. Какая перемена! Еще только недавно в папском городе, Авиньоне, совет города пригласил еврейского врача, Имануила де-Латес, оказывать населению врачебную помощь и обучать молодежь врачебному искусству. А отныне больной христианин не мог прибегнуть к помощи еврейского врача. При Павле IV также производились обыски с целью конфисковать экземпляры Талмуда. Некоторые евреи покинули сделавшийся негостеприимным Рим и направились в более терпимые страны; но на пути они подверглись истязаниям черни. Папа из ордена театинов отравлял жизнь оставшимся в Риме евреям. То он обвинял их в том, что они только для виду продали свою недвижимость и предъявили подложные продажные свидетельства, и по этой причине приказал бросить их в темницу. То он приказал тем евреям, которые не проявляли никакой деятельности, направленной к общему благу, в кратчайший срок покинуть Рим. Когда же ис пуганные евреи спросили, что им собственно следует понимать под «деятельностью, направленной к общему благу», то они получили загадочный ответ: «в свое время узнаете». Павел IV принуждал их участвовать в работах по улучшению стен Рима, который он хотел укрепить, опасаясь нападения со стороны им же оскорбленных испанцев. Однажды этот папа, которого евреи с правом называли Гаманом, в своей дикой ненависти к ним, приказал своему племяннику в темную ночь поджечь все их дома. Последний собирался уже, хотя и с отвращением, привести приказ в исполнение, но встретил проницательного кардинала, Александра Фарнезе, который убедил его повременить с выполнением этого бесчеловечного поручения, дабы дать папе возможность одуматься. Действительно, днем позже папа отказался от этого плана. Вследствие жестокого отношения этого папы к евреям, многие видные и богатые евреи перешли в христианство.

Если фанатический папа, Павел IV, так свирепствовал по отношению к евреям, то можно легко себе представить, как немилосердно пре следовал он маранов, живших в его области. Многие, насильно крещенные в Португалии, евреи или их дети нашли себе убежище в Анконе и получили от папы Климента VII разрешение исповедовать иудаизм, не опасаясь преследования инквизиции (см. выше, стр. 200). Двое следующих пап, Павел III и Юлий III, у которых было еще чувство справедливости, подтвердили эту привилегию, ибо были убеждены, что насильственно совершенное крещение не имеет силы таинства. Чем более португальская инквизиция, подобно испанской, свирепствовала против маранов, тем больше беглецов направлялись в Италию и, твердо доверяя привилегиям верховного главы католического христианства, поселились в Анконе и Фераре, принеся с собой спасенные богатства. В Анконе они устроили молельню в доме одного христианина. Но что значили для человеконенавистника Павла IV дарованные его предшественниками и некоторое время признаваемые им самим привилегии, когда они противоречили, по его мнению, строгому правоверию? Он не мог допустить, чтобы люди, которые, правда, насильно, но все же были окроплены св. водой, на его глазах исповедовали иудаизм. Поэтому Павел издал тайный приказ бросить в тюрьмы инквизиции всех маранов в Анконе, число коих превышало несколько сотен, подвергнуть их строгому допросу и конфисковать их имущество. Это было тяжелым ударом для маранов, из которых многие жили там уже более полувека и мнили себя в полной безопасности. Даже те мараны, которые были турецкими подданными и находились в этом, благодаря торговле с Левантом, цветущем городе по своим делам, были обвинены в принадлежности к иудаизму и заключены в тюрьму. Их товары были, конечно, также конфискованы. Обезумевший от ненависти папа, таким образом, сам лишил себя значительных источников дохода и как раз в тот момент, когда он хотел ринуться в войну с Испанией, требовавшую больших денег.

Лишь немногим маранам удалось ускользнуть из когтей папских инквизиторов; все они были гостеприимно приняты герцогом Гвидо Убалдо из Урбино