Находясь под плотнейшим колпаком наружного наблюдения, японцы не могли рассчитывать на обретение заметных агентурных позиций в военно-промышленных структурах Западной Сибири. Но главные аналитические выводы, которые от них требовались, работники консульства сделали, оказав империи серьёзную внешнеполитическую услугу. Впрочем, поняв, что СССР не собирается воевать с Японией из-за Китая, а намерен ограничиться массированными поставками вооружений Гоминьдану, уже в 1938 и 1939 гг. японская армия серьёзно пощупала мускулы северного соседа у оз. Хасан и в Монголии…

Консул Х. Ота на следствии показал чекистам (делая вид, что консульство с его приездом только-только было учреждено) следующее: «С началом военных действий в Китае мы получили указание от японского МИДа выяснить, как советские власти и население смотрят на вторжение японских войск в Китай, намерен ли Советский Союз вмешаться в эту войну, перебрасываются ли военные части на восток. С апреля 1937 г. руководством разведывательной деятельностью на этом направлении занимался лично я. Поскольку это был период сразу после учреждения консульства, ни одного агента [из числа местного населения] не было.

И я, и секретари консульства, в особенности Такасина, часто отправлялись за город к местам дислокации войск и на железнодорожные станции, собирая там интересующую нас информацию. Почти каждый день мы переправлялись через мост над Обью и под предлогом отдыха проводили на речном берегу большую часть дня, отслеживая прохождение товарных составов и исследуя особенности перевозимых грузов. Таким образом, мы убедились, что войска на восток не перебрасываются, и в своем донесении в МИД я изложил свои выводы о том, что СССР не намерен вмешиваться в войну».

О первом секретаре консул Ота дал довольно интригующие сведения: «Такасина собирал подробную информацию о находившемся в окрестностях Новосибирска авиационном заводе. Я не знаю, через кого он получал сведения, но информация была настолько интересной, что офицер генерального штаба, специалист по авиации — насколько помню, Судзуки (это одна из очень распространённых японских фамилий, поэтому, возможно, она приведена Ота с целью маскировки — А. Т.) — несколько раз приезжал в Новосибирск под предлогом доставки дипломатической почты»[356].

Несложно предположить, отчего так заинтересовал японский генштаб истребитель Поликарпова И-16. Его высокие тактико-технические данные после боёв в Испании к 1937 г. сенсацией и секретом уже, в принципе, не были. Но массовое производство удачного истребителя заметно меняло картину авиационного оснащения Красной Армии. Возможно, разведчиков поразил и масштаб стройки завода горного оборудования, который в 1936 г. был переориентирован на выпуск истребителей и в следующем году начал их выпуск.

Сначала И-16 собирали на авиазаводе в Горьком, поэтому Новосибирск становился запасной базой, которая в течение 1937 г. должна была выйти на производство 1.000 истребителей в год. Однако перепрофилирование завода была слишком сложным делом и даже к концу 1937 г. станочный парк был укомплектован на четверть, из-за низкой квалификации рабочих обшивка крыльев получалась кривой, а военные приняли лишь несколько машин. Но если до июня 1941 г. завод выпустил менее 900 штук И-16 и его учебного аналога УТИ-4, то в годы войны на нём произвели 15,5 тыс. истребителей Яковлева[357]. В 1939 г. поликарповские «ишачки», в т. ч., возможно, сделанные в Новосибирске, достойно сразились с японскими самолётами над Халхин-Голом.

Журналист К. Нагоси, опираясь на опубликованную по-японски работу В. А. Бобренёва, делает вывод о том, что, хотя тайным агентам императорской армии не удалось раскрыть особо крупных сибирских военных секретов, они смогли с помощью простейших методов наблюдения дать верную информацию о стратегических военных планах СССР. Из сведений Бобренёва журналист выводит эффектное заключение, связывающее легендарного советского разведчика с пережившим советские лагеря японским консулом: «Рихард Зорге отправил Сталину шифрованную телеграмму с достоверными сведениями: «Продвижения японской армии на север нет», но и «японский Зорге» тоже передавал на родину верную информацию: «Продвижения советской армии на восток нет»[358].

Таким образом, жёстко контролируемые органами НКВД японские разведчики смогли подсчитать не только железнодорожные вагоны, проходившие через Новосибирск. Наблюдая бурное строительство огромных военных заводов, они отследили и начало полётов испытываемых над городом истребителей И-16. Однако наш вывод 12-летней давности о том, что разведка Германии и Японии имела подробные сведения о гигантах оборонной промышленности Новосибирска и Кузбасса[359], следует признать преувеличенным, поскольку он опирался на официальные сведения ФСБ, оказавшиеся в основном недостоверными, особенно в части, касающейся деятельности немецкого консульства.

Нельзя не отметить, что в 1937–1938 гг. по дежурному обвинению в сотрудничестве с японской разведкой были арестованы (и практически целиком расстреляны) тысячи жителей Западной Сибири — «харбинцев», корейцев, китайцев, высланных из МНР русских эмигрантов… Лица, замеченные в каких-либо контактах с японцами, были собраны в шпионские организации и уничтожены во внесудебном порядке: от преподавателя русского языка в консульстве дворянина Н. Б. Колюбакина до дворника С. И. Былова и шофёра М. И. Михеева. Среди осуждённых 31 декабря 1937 г. к расстрелу 63 новосибирцев, обвинявшихся в преступных связях с японцами (среди них — Л. А. Жникруп, Е. И. Мирончик, М. И. Бутин, С. И. Былов, Н. А. Когай), один, по данным ФСБ, оказался не подлежащим реабилитации, но имя его не названо[360].

А казнённые в декабре 1937 г. уборщица японского консульства Е. И. Червова и служащая управления водного транспорта А. А. Рассонс были реабилитированы военным трибуналом СибВО в 1957 г. с уклончивой формулировкой «за недоказанностью вины»: Червова якобы рассказывала консулу «всё, что ей становилось известно, и высказывала антисоветские измышления», а Рассонс встречалась с сотрудником консульства Д. Кобаяси «и уклонялась от предложения органов НКВД о сотрудничестве с ними»[361].

Служба в Новосибирске складывалась для Барковского непросто. Год спустя, после приезда на должность заместителя начальника УНКВД по Запсибкраю энергичного карьериста и завзятого «липача» Александра Успенского, у Барковского настали чёрные дни. Успенский его отчего-то крайне невзлюбил — возможно, как сомнительного из-за долгого пребывания за кордоном резидента, к тому же, вдобавок, поляка. Но, может быть, Барковский показался Успенскому недостаточно боевитым чекистом со слабыми успехами в разоблачении шпионов.