— Эй, что там ещё? — сердито закричала старуха. Дверь кареты открылась. Госпожа Татин с удовольствием оглядела встречающих: молодых дам, жён и невесток самых знатных граждан города, девочек примерно одного с Эрной возраста, пожилого серьёзного казначея и нескольких парламентских клерков. Женщины и девочки кланялись, мужчины приветственно улыбались. Позади них толпились зеваки. В Ароле никто не знал доподлинно, как следует встречать девочку, в чьих жилах текла кровь королей, но… переданная незаконно, без освящённого церковью брака. Кажется, за всю историю города им не приходилось никогда держать у себя такую заложницу. Арол был ключом страны, важнее, чем Несдье и Миор, и дочь лю Дидье должна была стать гарантом того, что этот могущественный человек сделает всё для её — и их безопасности.

Мальчишка примерно одного возраста с Бастином протиснулся вперёд и подал руку, помогая Эрне вылезти из кареты. Девочка пролепетала слова благодарности и посторонилась, давая дорогу своей спутнице. Казначей и клерки обнажили головы и поклонились. Госпожа Татин с большим самодовольством протянула наружу две руки и, чтобы помочь ей, к карете подбежали два пажа. Старуха едва кивнула им.

— Всё готово, я надеюсь, господин Гильбэ? — спросила она казначея. Тот кивнул. Толпа зевак раздалась, пропуская хорошенький, украшенный лентами портшез, который несли два рослых горожанина в высоких войлочных шапках. Если бы Эрне не было бы так дурно и не так бы хотелось поесть и уединиться, она бы наверняка захлопала бы глазами от удивления. Но сейчас она только кивнула с таким равнодушием, что зеваки приняли девочку за путешествующую принцессу. Портшез был слишком мал для двоих и Эрна с радостью поняла, что на время избавится от старухи. Госпожа Татин придержала её за рукав и сунула в ладонь кошелёк.

— Кидай, — прошипела она в самое ухо девочке. Со стороны казалось, что старуха говорит своей маленькой подопечной какие-то ласковые слова. — Кидай в толпу, слышишь? Этого ждут.

Эрна кивнула старухе, села в портшез и была вознесена над толпой. Зеваки закричали. Девочка величественно кивнула, боясь, что, если они помедлят ещё немного, она испачкает этот хорошенький портшез. Распустив горловину кошелька, она сунула туда руку и вытащила горсть мелких монеток вперемешку с жареными орехами. Кинула эту горсть в зевак справа, потом вторую — в зевак слева. Кое-где завязалась драка. Как глупо! Перед портшезом встали стражники с глефами[44] и им дали дорогу. Эрна оглянулась. Госпожа Татин о чём-то горячо спорила с седым бородатым мужчиной в чёрной бархатной мантии. Девочка швырнула ещё одну горсть в толпу и принялась смотреть вперёд.

Эрна даже не представляла, что ей придётся жить бок о бок с кем-то, кого она так ненавидит. Виль в Ароле так и не появился. Умер? Бросил её? Девочка даже хотела вызвать его в зеркале и непременно бы это сделала, если бы мерзкая старуха отстала от неё хоть на мгновение. Госпожа Татин спала с ней в одной кровати, ела из одной посуды, сопровождала её и днём, и ночью. Она заставляла Эрну молиться и больно била её ивовым прутиком по рукам и по шее. Она заставляла Эрну вышивать и снова била её прутиком, если девочка рвала нитку или затягивала тонкую ткань. Она учила Эрну вести себя за столом и била её по лбу ложкой за малейшую ошибку. Каждое мгновение девочка делала что-то не так. Не так держала спину, не так смотрела, не так держала юбку, не так шагала…

Прошло всего три дня, а Эрна возненавидела оленину, которую каким-то чудом умудрялись доставать для неё горожане, рябчиков и цыплят, которых подавали к её столу, фрукты в меду, смесь кислых и сладких блюд, которыми её потчевали попеременно… и постоянно, в каждом блюде пряности. Перец, корица, кардамон… всего слишком много, даже в питье, нельзя ни на мгновение перевести дух, во рту гадко…

Девочка привыкла вставать на рассвете, но дома она доила коз, а тут надевала «самое скромное» платье (ещё богаче, чем те, которые достал для неё Виль) и шла с госпожой Татин в церковь. Там усердно молилась — «ты должна не притворяться, ты должна отдаться вере в Заступника всем сердцем, чтобы ни один, даже самый дотошный святоша не заподозрил тебя!» — и не менее усердно смотрела по сторонам — «никто не поверит, что тебе неинтересно поглазеть на юношей, которые там собрались!». Потом возвращалась в дом, похожий на дома-крепости баронов в городах Тафелона, и садилась вышивать и слушать, как духовник госпожи Татин читает вслух благочестивые тексты о женской природе, обычно ужасно ругательные. Потом обед, снова церковь, но уже в нарядном платье, потом «дела милосердия» с раздачей оскорбительно скудной милостыни — «эти наглые горожане решили экономить на твоём содержании!» — ужин и опять церковь.

Уже в первый день девочка взвыла. На второй она впала в тоску, на третий решила действовать. Если дядюшка Виль умер… тогда надо пробраться назад, домой, к маме. Если жив — он спасёт от этой кошмарной старухи. Но как узнать? Подлая карга так усилено изображала благочестие, что, ясное дело, колдовать она не позволит. Надо было избавиться от постоянного присмотра. Убивать госпожу Татин… наверное, чересчур. Эрна с облегчением решила, что ей никто не позволит без спросу лишать жизни высшую посвящённую. В глубине души девочка подозревала, что это не так-то просто. Тогда что?..

Хвала Освободителю, нужду в доме справляли всё-таки не при всех, а в отдельном чулане. Запершись там, девочка достала рвотный корень, который так и не опробовала во время поездки с рыцарем Дэгейром, и старательно измельчила его ножом. У неё будет только одна попытка. Только одна.

Спрятав растолчённый корень в рукаве, Эрна принялась ждать. Когда ты знаешь, что делать, всё куда легче. За ужином старуха скривилась. Несмотря на свои слова в дороге, она налегала на пряности, особенно любила кардамон, и часто требовала подавать его к столу отдельно, чтобы высыпать на свою половину супа сколько душа пожелает. Эрна молилась Освободителю и ждала, когда старуха отвернётся. Танцующий Кабан когда-то сказал, что с дураками, бывает, срабатывает старое доброе «ой, посмотрите, что у вас за спиной!», но с умными лучше и не пробовать, непременно попадёшь в ловушку. Поэтому — ждать. Все отводят глаза, все.

Он ужинали только вдвоём, сидя рядом за столом, и ели из одной тарелки, которую ставили перед ними невозмутимые слуги. Суп был густой, вкусный, и госпожа Татин всегда проводила в нём черту, отбирая себе две трети. Черта то и дело зарастала, тогда госпожа Татин проводила её снова, всегда чуть-чуть, да сдвигая в сторону девочки. Если не поторопиться, старая карга могла сожрать весь суп одна.

Девочка потянулась к хлебу, лежащему перед ней, и «нечаянно» задела вазочку с кардамоном своим широким рукавом. Старуха облизала ложку и ударила девочку по лбу.

— Ты просыпала его! — возмутилась она, подхватывая в щепоть смесь пряности и рвотного корня. — Сколько раз я тебе говорила: движение должно быть изящным и точным!

— Прошу прощения, госпожа Татин, — опустила взгляд девочка. Она с трудом скрывала торжество, видя, как противная старуха сыпет яд на свою половину. Потом девочка осторожно добавила смесь кардамона и корня себе. Немного, совсем немного, но этого должно было хватить.