Но это не могло продолжаться вечно, Хуберт вернулся к щекотливой теме, получив в противники епископа Альфреда, который этим нимало удивил регента, никак не ожидавшего таких речей. Альфред присутствовал на допросе изменников-дерини и на казни, и его поразило то, что дерини натравливают друг на друга, а осужденным отказывают в исповеди и последнем причастии.

Это, разумеется, еще больше распалило Хуберта. Укорив Альфреда, «очень молодого епископа», за сомнения в правильности методов регентов, Хуберт открыто обрушился на дерини. Уже доказано, подчеркнул Хуберт, дерини дважды пытались убить принцев Джавана и Риса Майкла. Деринийские банды продолжают разъезжать по дорогам страны и нападать на мирных жителей и офицеров короны, исполняющих свои обязанности. Дерини, безусловно, представляли огромную опасность, и поэтому любые средства для раскрытия их заговоров были оправданы.

Это вывело дискуссию на обсуждение сосуществования магии и церкви, тему, которую три деринийских прелата предпочли бы обойти стороной и о которой другие знали слишком мало, чтобы обсуждать ее. Ничего хорошего не вышло из попытки объяснить, что большинство способностей дерини вовсе не волшебство, а только особая форма сознания, вид психической энергии, недоступной людям.

Епископ Найэллан прервал хранимое им до этих пор молчание и остаток дня провел в попытке растолковать остальным, сколь велика духовность дерини в самосозерцании и молитве. Кое-кто удивлялся, но значительно больше епископов насторожились и ощутили зависть оттого, что дерини, даже миряне, могут оказаться ближе к Богу, чем они сами. К несчастью, Найэллан этого не понимал и своей речью принес больше вреда, чем пользы.

Разумеется, в синоде не прозвучало ни слова о таком могуществе дерини, которое было подлинным волшебством. То, чему Камбер стал свидетелем в ночь смерти Синила, не объясняло ничто, кроме магии. Можно было привести немало подобных явлений.

Но было ли это волшебство или это была религия? Или это одно и то же?

Синод собрался в не самое удачное время – на целую неделю отвлек праздник святого Камбера. Самого Камбера торжества смущали, они порождали все новые вопросы у других. Обсуждение синодом канонизации Камбера пока не состоялось, но даже обычно доброжелательный Юстас заметил, что с течением лет движение Камбера отчасти утратило первоначальный блеск в глазах простых людей. Полин Рамосский поспешно согласился и добавил, что невмешательство деринийского святого во время чумы не осталось незамеченным в народе.

Камбер и двое его соплеменников промолчали. В результате никакого решения относительно канонизации Камбера синод не принял; успокоились на отнесении в будущем преподобного Камбера к разряду второстепенных местных святых, культ которых – частное дело каждого. Хуберт выступил более жестко, однако поддержки не получил – слишком многие его коллеги имели свидетельства очевидцев святости Камбера.

К началу рождественского поста епископы едва добрались до цели своего собрания – выборов главы церкви. Регенты наконец огласили королевскую волю о персоне, желательной на высоком посту. Во вторник первой постной недели в большом зале замка король обратился к епископам с тщательно затверженной речью.

– Ради будущего благосостояния нашего королевства, – Элрой говорил свое (или регентов) последнее слово, – мы предлагаем вам нашего преданного слугу Хуберта Мак-Инниса и именем вашей любви и повиновения нам как вашему монарху рекомендуем избрать его архиепископом и примасом нашего королевства.

В продолжение речи и после ее окончания Хуберт изображал саму скромность. До возвращения в здание капитула епископы говорили мало. Но там Дермот О'Бейрн, сам мечтавший об этом сане, опрометчиво высказался за несоответствие Хуберта такому посту; сторонники Хуберта и он сам принялись возражать, и словопрения закончились только тогда, когда все разошлись на ночь.

Камбер получил несколько приглашений от епископов, обеспокоенных столь активным нажатием регентов. Если еще до голосования страсти накалились, то каков шанс на разумный выбор?

На следующее утро волнения поулеглись, и каждый получил возможность предложить синоду себя в качестве претендента. Найэллан ошарашил всех, заявив, что снимает свою кандидатуру, потому что епископ Дасский должен оставаться нейтральным и продолжать служить на своем ответственном и независимом посту. Более того, он откажется стать примасом Гвинедда, даже если на этом будут настаивать Другие, и полагает, что регенты правильно оценят такое решение. При упоминании регентов Хуберт приободрился.

Голосование состоялось следующим утром, за каждого кандидата было подано не более трех голосов. Раздражения Хуберт не скрывал – он надеялся на большее. Однако ярость не поколебала отношения к нему. Повторная баллотировка лишь едва-едва приблизила к цели Хуберта: он получил пять голосов. У Дермота О'Бейрна – четыре, у Уллиэма – два, у Орисса, Эйлина Мак-Грегора, Юстаса и Кая – по одному. Чтобы стать примасом, требовалась поддержка десяти епископов.

Была сделана третья попытка, но положение не изменилось, а те, кто раньше отдал свои голоса за Эйлина, Юстаса и Кая, поддержали Орисса. Он этого, кажется, уже не хотел, но ничего не мог поделать. Результаты следующего голосования заставили Камбера покачать головой: за Хуберта снова пятеро, за Орисса и Дермота – по четыре, и два голоса за Уллиэма. Еще трижды баллотировка подтверждала эту расстановку сил.

Необходимо было что-то предпринять. Каждый день синода начинался с мессы, а каждое голосование вместе с речами и молитвами занимало почти полдня, а значит, в день могло состояться в лучшем случае два голосования. Рождественский пост близился к концу, а епископы с начала декабря так и не сдвинулись с места. Регенты нервничали. Хуберт все более раздражался. Ему стало ясно, что стать примасом будет нелегко.

На третьей неделе поста Уллиэма припугнули и заставили снять свою кандидатуру, но его голоса перешли к Дермоту и Ориссу. В течение шести длинных дней и двенадцати напрасных голосований за Хубертом, Дермотом и Ориссом оставалось по пять голосов.

В ночь накануне Рождества Камбер и Йорам молились в маленькой часовне в покоях, где Камбер жил еще канцлером. Энсель уже ушел спать в соседнюю комнату. В заключение ночных молитв отец и сын замкнулись в глубоком контакте. Легкий стук в наружную дверь прервал медитацию, и они удивленно посмотрели друг на друга.

– Мы кого-то ждем? – проворчал Камбер. Поднявшись и направляясь к двери, Йорам пожал плечами.

– Слишком поздно. Вечерняя месса давно окончилась. Камбер остался в часовне и вновь опустился на колени, но мысленно следовал за сыном. Йорам подошел к двери, проверил, кто за ней, и с удивлением обнаружил, что у двоих из пришедших есть защиты. Дверь распахнулась, и Йорам, а через него и Камбер, узнали четырех епископов – Найэллана, Кая, Дермота и Орисса. Уловив посланное ему удивление сына, Камбер распорядился впустить посетителей, затем на мгновение повернулся к маленькому алтарю, прочел короткую молитву, перекрестился и поднялся на ноги. Четверо вошли в гостиную и встали у камина.