Меня охватило бешенство. Столько погибших! Как глупо! Проклятые полководцы, стратеги хреновы! Войти в этот ад практически без солдат! Я оглянулся: и внутри все похолодело. Машина отъезжала. Гурбон влезал в башню, а механик торопливо разворачивал БМП, сдавая кормой вправо. Вокруг не оставалось никого из своих. Только мертвое остывающее тело незнакомого солдата. Живые, конечно, рядом были. Но, это были враги — «духи», которые принялись дружно и интенсивно поливать нас свинцом. Нас — это меня и погибшего бойца. «Духи» бесились. Почему-то они никак не могли попасть. Несколько пуль впились в покойного. Убили еще раз… Эх, превратиться бы сейчас в хамелеона и слиться с цветом почвы, чтобы стать незаметнее! Я распластался на дороге и вжался в густую пыль. Лифчик оказался подо мной. Теперь даже гранату не метнешь. Мое лицо упиралось в плечо и голову трупа, но сам я, к счастью, пока был живой. Судорожно дышал и соображал, каким образом выпутаться из этой ситуации. Надо как-то выбираться…

«Духи» продолжали бесноваться из-за того, что не могли никак меня достать. Одна очередь вновь прошила лежащего бойца, другая пыльными фонтанчиками вонзилась в обочину. Следующий «веер» из пуль сшиб ветки и листву с наклоненной яблони. Стреляли трое или четверо с обеих сторон этой широкой поляны. Возможно, их было больше.

Мне стало по-настоящему страшно. Я клял себя последними словами. На кой черт я поехал на эту войну? На кой… я полез в эту трижды проклятую «зеленку»? На кой… я оказался на этой убийственной поляне-ловушке и теперь вот жду пулю в голову?

Видимо, несколько человек, подъезжая сюда, я скосил из пушки и пулемета, раз они так вцепились в меня. Кровно обидел аборигенов. А может, и не попал ни в кого, только нашумел и разворошил это осиное гнездо…

Долго лежать и выжидать было нельзя. Рано или поздно достанут. Добьют. Не будут же постоянно попадать в этого парня. Пристреляются. Маскхалат, конечно, немного спасает, но приглядятся и грохнут.

Я сделал над собой усилие воли и совершил кувырок и перекат в ближайшую колею. О, чудо, там, где я лежал секунду назад, прошла длинная, прицельная, злобная очередь. Стрелявший, видимо, сильно горячился — целый магазин патронов расстрелял впустую. «Духи» перенесли огонь на мое новое укрытие. Очередь, очередь, пара одиночных выстрелов. Твою мать! Я выкрикнул в сторону зарослей несколько ругательств, сдобренных крепкими матами, и сиганул в небольшую воронку. «Духи» прямо озверели. Свист пуль усиливался. Неужели кроме меня стрельнуть некуда или не в кого? Я что, одна цель во всем кишлаке?! Хотя если б знали, что мишень дважды к Герою представляли, то, наверное, собралось бы еще человек двадцать, желающих пострелять. Оркестр из автоматчиков играл блюз, переходящий в какофонию…

Все это произошло за минуту, которая тогда казалась мне вечностью. К моей гордости, я не обделался. Возможно, просто не успел.

БМП уже мчалась к выходу из этой западни, и расстояние до нее увеличивалось. Лежа в воронке, я достал гранату из нагрудника и швырнул подальше, в сторону стреляющих из кустарника. «А теперь беги, беги, черт тебя побери!» — скомандовал я сам себе. Заставить себя это сделать не просто. Вскочить, подняться, мчаться из последних сил. Ямка кажется такой спасительной и надежной! Если бы не выбрался тогда из нее — погиб бы, наверняка. Не из автомата, так из гранатомета бы добили.

Я прыгал словно дикий зверь. Бросался то резко вперед, то вправо, то влево, несколько раз падал и перекатывался. Зеленый маскхалат сделался серым, грязным, порвался и лопнул в нескольких местах. Пулей устремился в погоню за машиной и в несколько прыжков догнал ее. Догнать-то догнал, но оба задних люка закрыты! Даже у стоящей бронемашины его открыть — проблема! Дверь обычно удается отпереть ударом ноги по ручке. Рукой и на ходу — не реально. Но ужас и стремление к жизни делали свое дело. О, чудо! Резкий рывок за рукоятку — и тяжелая дверца распахнулась, едва не сбив меня с ног. Она застопорилась в открытом положении, бултыхаясь и покачиваясь в такт движению по ухабам. Я судорожно схватился за края люка и забросил свое тело внутрь. О боже! Я упал на труп Орловского, что лежал в этом десанте. Уф-ф-ф! Мое лицо касалось его лица, а живая щека терлась о его мертвую и холодную. По броне барабанили пули, и некоторые, будто злобные шмели, залетали в открытый люк, застревая где-то в глубине машины. Броню подбрасывало на ямах и кочках, но механик гнал, не разбирая дороги к спасительному повороту. Там было относительно спокойно. Там были еще две бронемашины и главное — боеприпасы. Тяжело воевать при полном отсутствии патронов! И без бойцов.

Мы за минуту домчались до Шкурдюка и, наконец, затормозили. Я выбрался из люка, чихая и кашляя в клубах поднятой пыли.

— Никифорыч! Жив?! Что с тобой? Ты весь в крови! Куда тебя ранили? — встревожился Серега, подбегая ко мне.

Я машинально попробовал стереть кровь с одежды, но сумел ее только размазать. «Лифчик» и маскхалат от головы до пят были перепачканы кровью.

— Это не моя. Это Орловских, я на нем лежал в десанте. Сережка, в моей машине нет боеприпасов, давай гони на своей машине в сторону кишлака! Там убитый солдат на дороге, а где-то рядом, может быть, еще кто-нибудь умирает! — скомандовал я. — Жми быстрее, но будь осторожнее! Лупят, гады, с двух сторон. Пушка и пулемет пусть не смолкают. Ну, валяй, с богом!

Машина скрылась в клубах пыли, и чуть позже до нас доносились только отголоски стрельбы. Минут через десять Серега вернулся. Когда Шкурдюк соскочил с брони, взъерошенный как черт, я метнулся к нему с расспросами:

— Ну? Как добрался до солдата?

— Да, в десанте лежит, весь изрешеченный. В него, по-моему, кто-то целый «рожок» в упор выпустил. Наверное, после того, как вы уехали. Не тело — решето! Сволочи! Там подальше был еще труп, но его сумели подобрать танкисты. Танк сзади нас едет.

Из-за дувала показался танк, тащивший на буксире подорванный КАМАЗ. Следом появился еще один, на тросах у него был дымящийся тягач. Я бросился навстречу танкисту зампотеху Штрейгеру:

— Виктор, зацепи сгоревшую БМПшку. Как потом спишем машину?

— Как-нибудь да спишете. Чего ее зацеплять? Решето! В броне дырок от гранат штук двадцать. Дуршлаг. Через нее макароны хорошо промывать! — ответил мне майор невеселой шуткой.

Он махнул рукой, и колонна поползла дальше к дороге. За танкистами выехали колесные машины и броня. В это время из зарослей выбрался Ермохин с перевязанной рукой и за ним два солдата.

— Лейтенант! Сволочь! Ты почему машину бросил? У твоих позиций человек пять погибли, а может, и больше. Шлепнуть бы тебя самого за это! — набросился я на него.

— Меня ранило! Машину подбили, боеприпасы кончились. Я не мог не отступить. Повезло, что мой экипаж выжил. Еле-еле выбрались! — начал оправдываться взводный.

— Там, где был твой рубеж обороны, пятнадцать минут назад было братское кладбище. Учти, если смогу, отправлю тебя под трибунал! За трусость.

Лейтенант шмыгнул носом и вновь показал мне на перевязанную руку: