по отношению к Либкнехту и более сдержанную – по отношению к самому Марксу. Вместо этого он восхвалял «Капитал» и изъявлял готовность к сотрудничеству с Либкнехтом – Бебелем и кое-как сколоченной ими группировкой. Более того, на общем съезде ВГРС в Гамбурге осенью 1868 г. Швейцер провел резолюцию, по существу означавшую присоединение ВГРС к Интернационалу. Формального присоединения германские законы не допускали, поэтому в резолюции выражалась солидарность ВГРС с Интернационалом.

Все это происходило в то время, когда Маркс нетерпеливо понукал присоединиться к Интернационалу разношерстную публику, шедшую за Либкнехтом – Бебелем.

Находящаяся в их сфере нюрнбергская община объявила было о своем присоединении к Международному Товариществу (за что ухватился его Генеральный Совет, спешно утвердив 16 делегатов), но Либкнехт не спешил проводить это мероприятие в жизнь, вызывая на свою голову град проклятий Маркса (в письмах к Энгельсу!).

Причины медлительности «Вильгельмчика» были те же, что и причины осторожности Швейцера: германское законодательство. Но какое дело было до германских законов и возможных репрессий великому мыслителю в Лондоне и бессменному его подпевале в Манчестере! Распустят партию, арестуют одних, вышлют других – тем лучше, скорее будет покончено с легальностью.

Приблизительно так звучит в подтексте воззвание Энгельса «К роспуску Всеобщего германского рабочего союза», напечатанное анонимно в Либкнехтовом листке в дни кризиса ВГРС. Аналогичные интонации проскальзывают в высказываниях двух гениев в период введения исключительных законов против социалистов.

Так и получалось, что в Международном Товариществе Рабочих германский пролетариат продолжали представлять эмигранты с двадцатилетним стажем (клика Маркса) и личные их друзья в Германии, ставшие членами Генерального Совета Интернационала в порядке личной инициативы Карла Маркса, такие как амстердамская кузина Нанетта Филлипс и социал-гинеколог Кугельман.

Что делать, если других представителей германского пролетариата у Маркса не было.

Тем временем Швейцер продолжал «интриговать». Он прислал Марксу приглашение на съезд ВГРС в Гамбурге, чтобы многоуважаемый маэстро мог лично убедиться в высоте своего авторитета среди членов лассальянского Союза! Конечно, Маркс воспринял это приглашение как интригу, и, конечно, Энгельс тут же согласился с ним. Еще бы, ведь таким образом Швейцер мог использовать престиж Маркса против Либкнехта!

Маэстро любезно поблагодарил Швейцера, однако в Гамбург не поехал. Чего же боле? Но интриган Швейцер не успокоился, и гамбургский съезд принял резолюцию, выражавшую благодарность Марксу за его заслуги перед рабочим движением в связи с его книгой «Капитал». Обошел Либкнехта!

* * *

Итак, успех. Автор уже подумывает о втором издании I тома «Капитала». Германия приняла книгу. А что же другие страны? Вне Германии наблюдалось несомненное отставание. Да и в самой Германии «Капитал» более всего оценили, если говорить о рабочих, лассальянцы (потому что были более организованны!). Непорядок, непорядок.

И вот уже третий конгресс Интернационала (Брюссель, сентябрь 1868 г.) принимает резолюцию о «Капитале». Автору выражается благодарность международного пролетариата, пролетариям всех стран рекомендуется изучать «Капитал» и способствовать его переводу на другие языки.

Это был тот самый Брюссельский конгресс Интернационала, по поводу которого:

а) Маркс говорил, что не написал для него ни одной резолюции (зачем-то специально про это говорил…);

б) Издатель сообщает о большой подготовительной работе Маркса, в результате которой было сломлено былое прудонистское большинство;

в) Энгельс пишет, что блестяще оправдался «метод заниматься пустяками на публичных заседаниях, а настоящее дело делать потихоньку».

Так массы творят историю.

В Германии назревало второе издание. В России схватился за

перевод «Капитала» молодой энергичный Г. Лопатин и вдумчивый Н. Даниельсон. Начались переговоры о французском переводе (не реализовавшиеся своевременно, а потом помешала Франко-прусская война).

Уже не эфемерный «призрак коммунизма», а реальный «Капитал» начал свое победоносное шествие по Европе, прославляя имя автора, создавая ему репутацию наиболее выдающегося теоретика рабочего движения и великого мыслителя вообще.

Медленно, медленно воздействуют толстые научные книги на мышление современников. Но все же автор успел увидеть пример подлинного признания своей величины.

Спустя годы после описанных событий в английском ежемесячнике «Modern Thought» («Современная мысль») от 1 декабря 1881 г. появилась статья о Карле Марксе под рубрикой «Вожди современной мысли». Анонс об этой статье был осуществлен в виде больших плакатов на стенах лондонских улиц (35/203). Автор статьи – Белфорт Бакс (Bax, 1854–1926), будущий марксист и один из основателей Британской социалистической партии.

Это была высшая публичная оценка личности Карла Маркса, до которой дожил Карл Маркс.

Однако все это пришло на закате. После выхода I тома «Капитала» прошло уже много-много лет. Как они прошли? Надо полагать, после непродолжительной эйфории от успеха I тома автор «Капитала» устремился к своим рукописям, чтобы завершить колоссальный труд – экзеги монументум – выпустить, один за другим, обещанные последующие тома?

Тут начинается новая тайна. Очень-очень загадочная тайна марксизма. Продолжения «Капитала», как известно, не последовало. Ни в ближайшие годы, ни в дальнейшие – до самой смерти бессмертного автора.

* * *

Загадка незавершенности «Капитала», если не ошибаемся, давно уже перестала волновать общественность, которая – в той мере, в какой вообще проявляется интерес к данной теме, – находит удовлетворение в многочисленных объяснениях, предоставляемых ортодоксальной марксологией. Но в былые времена сказанный вопрос обсуждался довольно живо, даже остро и, конечно, весьма эмоционально.

Особенно разгорелись страсти после того, как Энгельс издал третью книгу «Капитала». Став достоянием публики, эта книга многих разочаровала. Находили противоречия с основными положениями первой книги «Капитала». Говорили, что Маркс в III томе опровергает сам себя; что он не смог разрешить главных теоретических трудностей, связанных с его концепцией; что потому, наверное, он и не успел издать последующие тома «Капитала».

Иные даже осмеливались высказывать сомнения в том, что Маркс вообще намеревался закончить «Капитал»; подозревали, что обещаниями последующих томов после выхода I тома «Капитала» Маркс только водил всех за нос, отлично зная про себя, что продолжения не будет.

Другие хотя и склонны были извинять корявый слог и путаное изложение в III томе, ошибочно полагая, что создавался он старым и больным Марксом, – все же не находили существо изложенного достаточно безупречным и доказательным.

Энгельсу, который всю жизнь оплачивал счета семьи Маркс, пришлось и на сей раз платить по векселям своего друга. Он энергично выступил в защиту имени Маркса от обвинений в недобросовестности, в свою очередь обвинив критиков в злонамеренной попытке дискредитировать марксизм.

Полемика разгорелась не на шутку, причем каждая сторона горячо настаивала на своей правоте, и, конечно, спорящие ни к чему не пришли.

После смерти Энгельса в 1895 г. полемика вокруг «Капитала» продолжалась, но область разногласий все более ограничивалась академическими вопросами теории. Спор о причинах незавершенности «Капитала», по-видимому, утих постепенно сам собой.

Но загадка осталась.

Слишком большое место занимал «Капитал» в жизни и деятельности его автора; слишком долго писалась эта книга; слишком большой общественный резонанс имела первая книга «Капитала» (I том); слишком жаркие разожгла она страсти; слишком много времени прошло после выхода I тома; слишком… да,