германский рабочий союз, по-прежнему боготворивший Лассаля, все еще был гораздо многочисленнее и организованнее, чем новосозданная промарксова группировка Либкнехта – Бебеля.

Труднее всего нам восстановить по имеющимся источникам реакцию тогдашней «буржуазной науки» на книгу Маркса. Насколько можно судить, и здесь ситуация оказалась более благоприятной, нежели ожидал автор. Маркс ведь не рассчитывал на одобрительные аплодисменты – все, чего он хотел, это вызвать полемику к вящей своей славе. В этом свете появление положительных откликов (например, проф. Дюринга) и предложение профессуры (если это не было блефом) должны были быть восприняты как приятные сюрпризы.

Естественно, что многократно обруганный В. Рошер не дал спровоцировать себя на базарную склоку, как хотелось Марксу. И это злило последнего. Маркс, как видно, считал Рошера крупной фигурой в тогдашней университетской экономической науке, вопреки всем ругательным словам в его адрес (в «Капитале» и в письмах к Лассалю), – хотя, скорее всего, именно этим его мнением и объясняются его наскоки («знать она сильна, что лает на слона»). Так, в одном из писем к Энгельсу, он иронизирует над одним из фальшивых «отзывов» Кугельмана на «Капитал»:

В числе «немецких корифеев политической экономии», «суждение» которых он хотел бы знать, фигурирует г-н «Фаухер» (к счастью, напечатано: «Таухер»), на первом месте и Рошер – на последнем (31/327).

Забавно было, наверное, Энгельсу видеть эту иронию старшего друга – ведь это он, Энгельс, в письме своем к Кугельману (мы цитировали этот кусок) расположил «корифеев» в указанном порядке, очевидно, зная про них не больше гинеколога.

Зато в журнале, который Маркс считал подотчетным Фаухеру, появились две анонимные рецензии. По-видимому, не Энгельс их написал и не прочая банда, потому что были они по-настоящему критическими, притом не все их стрелы попали в молоко. В одном из этих отзывов говорилось, что определение общественно необходимого времени Маркс заимствовал у Бастиа. В другом было сказано:

«Опровержение теории стоимости – единственная задача того, кто борется против Маркса, ибо если согласиться с этой аксиомой, тогда необходимо признать почти все, сделанные Марксом с железной логикой выводы» (16/325).

Не так уж плохо для начала, надо сказать. По-видимому, этот самый отзыв Маркс в письме к Кугельману и назвал «клоунским».

Тем не менее возник долгожданный повод для желанной полемики. И Маркс пишет ответ под названием «Мой плагиат у Бастиа» (опубликовано не было – скорее всего, передумал публиковать, ибо в архиве осталась оригинальная рукопись). В конце своей короткой заметки Маркс, отстреливаясь, приводит цитату из немецкого экономиста начала века, Шмальца, в указание того источника, откуда взял свою концепцию сам Бастиа:

«Труд других вообще никогда не дает нам ничего иного, кроме экономии времени; и эта экономия времени и есть все то, что составляет его стоимость и его цену» (16/326).

Книга Шмальца вышла тогда-то, ее французский перевод – тогда-то, книга Бастиа – позже. Все ясно. Вопросы плагиата были больным местом Маркса, но в данном случае он должен был бы вспомнить, что почти те же слова можно найти в книге Адама Смита[204].

Еще один критический отзыв, более поздней датировки, упомянут у Меринга. Некий аноним заявил, будто Маркс «проспал целую эпоху в науке»[205]. Имелось в виду, вероятно, возрождение у Маркса отвергнутого тогдашней экономической наукой дедуктивного метода, свойственного Дэвиду Рикардо, и концепции затраченного труда. Либо рецензент имел в виду немецкую историческую школу (эмпиризм) или (что менее вероятно) родившийся уже тогда предельный анализ.

Более положительным и, видимо, обстоятельным был разбор «Капитала» во втором издании книги Ф. А. Ланге «Рабочий вопрос и его значение для настоящего и будущего». По этому поводу Маркс писал:

Г-н Ланге… сильно хвалит меня, но лишь с целью превознести самого себя (32/571).

Ну кто же, какой дурак будет хвалить искренне!

Меринг называет эти слова «несправедливо суровыми», утверждая, что интерес Ланге к рабочему вопросу был искренним[206].

Не упоминает марксистский историк про другой отзыв Маркса о Ланге (из письма к дочери Женни):

Этот вмешивающийся не в свое дело тупица надеется, очевидно, выудить у меня несколько комплиментов в обмен на его «патоку», но он жестоко ошибается (32/569)[207].

В конце концов Маркс неохотно признает:

В последнее время господа немецкие профессора оказались вынужденными кое-где упоминать обо мне, хотя и в очень нелепой форме (32/571).

Еще раз поразимся ли мы этому человеку? Молчат о нем – это плохо, пишут о нем – это тоже плохо. Чего же он хотел – стройного, на одном дыхании, хора похвал? Устраивать такие вещи оказалось возможным – в марксистской стране.

Не будем поражаться, не стоит. Нетрудно понять, что на самом деле Маркса устраивали оба исхода. Отзовется Рошер – «используем» его имя и авторитет для собственной рекламы. Не отзовется – значит, ему нечего возразить, и снова я прав.

Отзываются «господа профессора», конечно же, не по доброй воле, а вынужденно. Поскольку же они суть, все до одного, буржуазные экономисты, форма их отзывов заведомо не может не быть нелепостью.

Что это за гениальный труд, если любой вульгарный ученый поймет его сразу и правильно! Даже если кто-то из них отзовется одобрительно, это не изменит сути дела, ибо, во-первых, он все равно ничего не понял, а во-вторых, хвалит мою книгу только с корыстной целью. Дюринг – чтобы досадить Рошеру; Лан-ге – чтобы дождаться ответных похвал (везде, во всем, всякий раз наблюдаем мы тот же феномен психологического переноса, то есть приписывания другим своих тайных мыслей и свойств натуры, – непременный элемент последовательного цинизма).

Что это за революционно-пролетарский труд, если его от души хвалят буржуазные ученые! И что за чепуху сообразил написать Фрейлиграт о восторгах молодых купцов и фабрикантов![208] Моя книга написана для рабочих, для борьбы пролетариата против капитала; это «политическая экономия рабочего класса в ее научном выражении» (по удачному выражению моего друга Энгельса).

Приблизительно так предлагаем мы понимать скрытый смысл реакции Маркса на реакцию общества на I том «Капитала». Опять должны напомнить мы, что толкование наше гипотетично, однако нельзя и не отметить, что гипотеза наша снова успешно работает в тех случаях, когда Мерингу приходилось лишь разводить руками (Фрейлиграт, Ланге…).

Все это прекрасно, скажет читатель, но хотелось бы узнать, как отреагировал на «Капитал» рабочий класс? В конце концов, как говаривал автор ее, книга задумана и написана в качестве мощного оружия пролетарской партии. Что же класс?

Здесь какая-то мистика. Насколько позволяют судить наши скудные данные, поначалу пролетариат просто никак не отреагировал на появление своей классовой «библии». Единственным примером интереса рабочих к «Капиталу» явился отзыв Иосифа Дицгена, кожевника и философа-самоучки.

Уважаемый Издатель характеризует Дицгена как «выдающегося немецкого пролетарского философа-самоучку» (31/579). В это время Дицген служил управляющим одним из отделений Владимирской кожевенной