– Здесь, сэр, – неожиданно отозвался сержант, он пришел из фойе.

– В чем дело? – спросил Аллейн. – Нашли что-то?

Сержант держал громадные ладони перед собой, сложив их так, словно внутри бьется что-то живое.

– Седьмой ряд партера, сэр. Центральный проход. На полу – в шести футах[46] от места, где лежал мальчик. Там был еще этакий черный бархатный мольберт, а рядом лист полиэтилена.

Сержант раскрыл ладони, как книгу, и показал маленькую сморщенную перчатку и два куска пергамента.

– Это то, что искали? – спросил он.

III

– На мой взгляд, – говорил мистер Гринслейд с великолепным самообладанием, – может быть только одно объяснение, уважаемый Аллейн. Мальчик, по рассказам Джея, неприятный и непослушный, хлопнул дверью, чтобы подумали, что он ушел, а сам остался и, откуда-то зная код замка, выкрал из сейфа его содержимое. Был застигнут на месте преступления Джоббинсом, который, очевидно, заметил его со своего поста на площадке. Когда Джоббинс бросился к мальчику, тот, возможно, нечаянно, повалил постамент. Дельфин упал на Джоббинса, а мальчик, перепуганный, выскочил на балкон и помчался по ступенькам. В панике он бежал слишком быстро, перелетел через барьер, вцепился в бархатные перила и упал в партер. Падая, он выпустил из рук подставку с перчаткой и письмами, и они упали недалеко от него, в проход.

Мистер Гринслейд, из-за небритости не похожий на себя, развел руками и вновь уселся в кресло Уинтера Морриса. Перегрин сидел за своим столом, а Аллейн и Фокс разместились в модных креслах, приготовленных для посетителей. Было двадцать минут четвертого, и воздух пропитался запахом сигарет администратора и выпивки.

– Вы молчите, – отметил мистер Гринслейд. – Не согласны со мной?

– Привлекательная версия, – кивнул Аллейн. – Аккуратная. Простенькая. От вас требуется только сидеть и ждать, пока мальчик придет в сознание и поправится настолько, чтобы его можно было отправить в суд по делам несовершеннолетних за убийство.

– Вот что мне совершенно непонятно… – начал Перегрин и осекся. – Извините.

– Ничего. Продолжайте, – сказал Аллейн.

– Не пойму, зачем мальчику, с документами и перчаткой в руках, выходить в верхнее фойе, где его наверняка заметит Джоббинс. Почему не пройти по балкону, через ложу, по лесенке и через боковую дверь – и улизнуть через служебный выход?

– Возможно, захотел покрасоваться. Такой мог бы, – сердито возразил мистер Гринслейд. – Несущественное замечание.

– Есть и еще кое-что, – продолжал Перегрин. – И мне следовало раньше сообразить… В полночь Джоббинс должен был сделать контрольные звонки в полицию и пожарным. Он звонил по общему телефону в нижнем фойе.

– Очень хорошо, – кивнул Гринслейд. – Поэтому мальчик и получил шанс. Что скажете, Аллейн?

– Как полицейский, проводящий расследование, я не имею права что-либо говорить, – весело отозвался Аллейн. – Но поскольку посетители бистро в конце улицы и несчастный Хокинс позволяют исключить Джея из числа подозреваемых, а вы сами находились милях в тридцати[47]…

– Да уж, точно!

– …то не вижу причин, почему не попросить вас представить себе, при каких условиях мальчик, вцепившийся в добычу, мог упасть с балкона и, падая, вцепиться в бархатные перила барьера ладонями вниз, а следы от ногтей ведут почти параллельно барьеру – наружу. При этом остались следы крема для обуви – значит, одна нога скользнула по ворсу в обратную сторону. Я не в состоянии сопоставить эти следы с нырком через барьер. Но могу сопоставить с ударом в челюсть, падением на перила, перетаскиванием в сторону и падением. И думаю, что замечание Джея как раз существенно. Более того, если мальчик – похититель и убийца, то кто отпер задвижки и отодвинул засов на боковой двери главного входа? Кто оставил ключ в замке и захлопнул дверь снаружи?

– А кто-то все это проделал?

– Таково было положение вещей, когда появилась полиция.

– Я… я не заметил. Не обратил внимания, – пробормотал Перегрин, прикрыв глаза ладонью. – Наверное, из-за шока.

– Видимо, так.

– Джоббинс должен был запереть боковую дверь и задвинуть засов, когда все ушли. И думаю, он всегда вешал ключ в угол за кассой.

– Нет, – сказал Перегрин. – Не представляю, чтобы мальчик мог проделать это с дверью. Не складывается.

– Правда же? – мягко спросил Аллейн.

– И какие действия, – спросил мистер Гринслейд, – вы намерены предпринять?

– Все, что положено; и это довольно скучная рутина. Могут найтись полезные отпечатки на постаменте или на самом дельфине; хотя, полагаю, что ничего не будет. Могут найтись отпечатки на сейфе; пока сержант Бэйли ничего не обнаружил. Довольно интересны повреждения на лице мальчика.

– Если он придет в себя, – сказал Перегрин, – то все расскажет.

– Не все, если виноват, – упрямо возразил мистер Гринслейд.

– Контузия, – заметил Аллейн, – дело непредсказуемое. А тем временем, мы, конечно, будем наводить справки об актерах труппы, работниках театра и так далее.

– Наводить справки?

– Во-первых, устанавливать их передвижения. Тут вы можете помочь нам, – сказал Аллейн Перегрину. – Похоже, не считая мальчика, последними ушли из театра вы и мисс Данн. Конечно, если кто-то не затаился в засаде. А такое вполне возможно. Можете рассказать, как, когда и через какую дверь уходили остальные актеры?

– Пожалуй. – Перегрина охватила дикая живость, иногда наступавшая после эмоционального истощения: лихорадочная боевая готовность, какая бывала у него после затянувшейся костюмной репетиции. Перегрин описал, какие меры принимались после каждого спектакля, чтобы убедиться, что в театре никого не осталось. Персонал проводил полный осмотр помещения. Перегрин был уверен, что никому не удалось бы спрятаться в театре. Он быстро и точно перечислял, как все покидали театр, как Гертруда Брейси и Маркус Найт вместе прошли через зал, чтобы не мокнуть в переулке. За ними последовал Чарльз Рэндом – в одиночестве вышел через служебную дверь, а потом Эмили, которая оставалась за кулисами с Перегрином.

– А потом, – сказал Перегрин, – Дестини Мид и Гарри Гроув вышли с толпой друзей. Они явно собирались на вечеринку. Прошли через служебный выход в переулок, и я слышал, как Гарри крикнул, что привезет что-то, а Дестини попросила его не задерживаться. И вот тогда… я как раз вернулся – выходил взглянуть на погоду – и вот тогда, кажется… – Он замолк.

– Да?

– Мне показалось, что шевельнулась боковая дверь со сцены. Заметил краем глаза. И если я прав, а я думаю, что прав, то это наверняка был противный мальчишка.

– Но видеть вы его не видели?