Джереми посерел.

– Извини. Позвоню.

Перегрин принял ванну, побрился, с отвращением проглотил два сырых яйца с вустерским соусом и взялся за телефон; дозвониться мешало какое-то треньканье на линии. Было двадцать минут восьмого.

Суперинтендант Аллейн, оставив инспектора Фокса заниматься текущими делами, поехал по мосту Блэкфрайарс в больницу Святого Теренса; его проводили в палату, где лежал Тревор Вер, погруженный в таинственный мир бессознательного. Рядом с его койкой сидел констебль в форме, убравший шлем под кресло, и держал в руке блокнот. Аллейна сопровождали медсестра и старший хирург.

– Как видите, у него глубокая контузия, – сказал хирург. – Он упал на ноги, так что позвоночник ткнулся в основание черепа, и вдобавок, похоже, врезался в спинку кресла. Явных внутренних повреждений нет. Сломаны правое бедро и два ребра. Многочисленные синяки. Можно сказать, ему повезло. Как я понял, падение с двадцати футов.

– А синяк на челюсти?

– Вот тут загадка. Непохоже, что это от спинки кресла или от подлокотника. По всем признакам напоминает хороший хук в челюсть. Точно судить, конечно, не берусь. Мальчика осматривал сэр Джеймс (сэр Джеймс был патологоанатом из Министерства внутренних дел). И считает, что это похоже на удар.

– Ага. Да, он так и сказал. Думаю, бессмысленно спрашивать, когда мальчик придет в сознание?

– Боюсь, совершенно бессмысленно.

– И заодно – сколько он вспомнит?

– Как правило, события непосредственно перед происшествием стираются из памяти полностью.

– Увы.

– Для вас это все, должно быть, неприятно.

– Весьма. Еще мне хотелось бы измерить рост мальчика и длину рук.

– Его нельзя беспокоить.

– Понимаю. Но если бы приоткрыть на секундочку… Это действительно важно.

Молодой хирург недолго подумал и кивнул сестре, которая аккуратно отвернула одеяло.

– Я очень вам обязан, – сказал Аллейн через три минуты и вернул одеяло на место.

– Ну, если это все…

– Да. Большое спасибо. Не буду вас отвлекать. Спасибо, сестра. Только перед уходом поговорю с констеблем.

Констебль ждал в ногах кровати.

– Вы сюда приехали со «Скорой»? – спросил Аллейн.

– Да, сэр.

– Вам нужна смена. Вы получили инструкции от мистера Фокса по поводу ногтей мальчика?

– Получил, сэр, но только после того, как его помыли.

Аллейн шепотом выругался.

– Правда, я успел заметить… – Констебль, не моргнув глазом, достал из нагрудного кармана сложенный лист бумаги. – В машине «Скорой помощи», сэр. Когда его накрывали. Собирались убрать его руки под одеяло, а я заметил, что руки грязные, как обычно у мальчишек, а ногти наманикюренные. Бесцветный лак и прочее. Причем два ногтя сломаны, а под остальными какой-то красный ворс – и я вычистил его перочинным ножиком. – Он скромно протянул сложенную бумажку.

– Как ваше имя? – спросил Аллейн.

– Грантли, сэр.

– Хотите продвинуться из постовых?

– Хотелось бы.

– Правильно. Когда соберетесь подавать заявление, разыщите меня.

– Спасибо, сэр.

Тревор Вер протяжно вздохнул. Аллейн посмотрел на чуть приоткрытые глаза, длинные ресницы и пухлые губы, которые так самодовольно кривились на него в то утро в «Дельфине». Теперь это были просто детские губы. Аллейн прикоснулся ко лбу мальчика – холодному и влажному.

– А где его мать?

– Вроде бы едет.

– Не отходите от мальчика, пока вас не сменят. Если заговорит, записывайте.

– Врачи считают, он вряд ли скоро заговорит, сэр.

– Знаю. Знаю.

Появилась медсестра с накрытым подносом.

– Все-все, – поднялся Аллейн. – Ухожу.

Он поехал в Скотленд-Ярд, по дороге побаловав себя кофе и яичницей с ветчиной.

Фокс вошел в кабинет, как всегда, аккуратный, солидный и невероятно чистый. И кратко доложил последние новости. У Джоббинса близких родственников нет, однако владелица паба «Приятель речника» слышала, как он упоминал о кузене – начальнике шлюза у Марлоу. Труппа и технические работники театра опрошены и не при делах. Похоже, что осмотр театра перед запиранием замков проводился очень тщательно.

Бэйли и Томпсон закончили в театре и ничего значительного не нашли. Гримерки тоже ничего не дали, не считая записки от Гарри Гроува, которую Дестини Мид аккуратно спрятала в коробочку для грима.

– Очень откровенное послание, – чопорно произнес мистер Фокс.

– Откровенное в каком смысле?

– В смысле секса.

– А. Для нас ничего интересного?

– Нет, в смысле того, что вы имеете в виду, мистер Аллейн.

– А гримерка мальчика?

– Он в одной гримерке с мистером Чарльзом Рэндомом. Куча ужасных комиксов, в том числе американских, подпадающих под действие закона об импорте литературы для несовершеннолетних. Один комикс про очень накачанную женщину по имени Слэш, которая на самом деле вампирша. Она режет олимпийских спортсменов и оставляет на них свой знак, косую черту – слэш – кровью. Похоже, мальчишка просто сдвинулся на этом. Он написал «слэш» на зеркале в гримерке красным гримом, и тот же знак мы нашли на зеркалах туалета в фойе и на стене одной из верхних лож. С левой стороны зрительного зала.

– Бедный.

– Хозяйка «Приятеля речника» уверена, что он плохо кончит, и винит во всем мать, которая играет на гавайской гитаре в стриптиз-клубе за Мэгпай-элли. Она через раз забывает забрать сына после спектакля, и он остается один и шатается вокруг часами, говорит миссис Дженси.

– Миссис…

– Дженси. Хозяйка. Милая женщина. Оказалось, Блюитты живут не так далеко. За Табард-стрит.

– Что-нибудь еще?

– По отпечаткам. Ничего интересного. Бэйли удалось собрать аккуратные контрольные отпечатки в гримерках. Верх постамента заляпан зрителями, и почти все стерто уборщиками.

– Ничего полезного?

– В общем, нет. Можно было бы ожидать, что если мальчик действовал преднамеренно, то найдутся его отпечатки – две ладони рядом, где он толкал постамент. Однако ничего не нашли – чистая блестящая поверхность. На ковер, естественно, никакой надежды. Ребята вырезали испачканный участок… Что-то не так, мистер Аллейн?

– Все нормально, кроме слова «испачканный».

– Не такое уж оно сильное, – сказал удивленный Фокс.

– Нет. Ужасно скромное.

– Ладно, – сказал, поразмыслив, Фокс. – Вы, конечно, лучше чувствуете слова.