Так я метался по пещере, отчаянно выкликая своего друга:

– Гиеагр! Гиеагр! Гиеагр!

Надежды никакой – так твердил разум, но я отказывался внимать его голосу. Схватив факел, висевший на стене, я устремился вглубь завалов. Сбивая ноги в кровь, ежесекундно рискуя свернуть шею, я оглядывал все пустоты, все расщелины между камнями, проникал во все темные закоулки в неодолимом стремлении найти Гиеагра.

То тут, то там я натыкался на твердые, как железо, извивы и кольца змеиного тела. Даже теперь, погребенное под камнями, мертвое чудовище вселяло панический ужас, и дрожь пробегала по телу при взгляде на него. Во многих местах прочнейшая чешуя была посечена – и не камнями: я находил длинные узкие прорубы, порой до самого мяса, и оставить их мог только клинок Гиеагра. И всякий раз сердце мое заходилось от восхищения силой и доблестью великого героя.

– Гиеагр! Гиеагр! Гиеагр!

Надежда таяла с каждой минутой, но вопреки всему я, одержимый каким-то безумным вдохновением, продолжал поиск.

Я нашел Гиеагра, когда почти замкнул круг около проклятой груды. Герой полулежал, прислонившись к стене пещеры, похожий скорее на покрытую пылью древнюю статую, чем на человека. С миром людей его роднила в ту секунду лишь черная струя крови, истекавшая из раны в правом боку и исчезавшая в трещине в полу. Из раны торчало что-то большое, белое, искривленное; приглядевшись, я понял, что это обломок змеиного зуба.

Скорбь овладела мной, исторгнув из груди моей горестный стон. Сделав несколько шагов, я понял, что ноги больше не держат, и опустился на землю у тела моего друга.

Внезапно глаза Гиеагра открылись, и он уставил на меня взгляд, исходивший, казалось, из самого Царства теней. Уголки губ приподнялись в страдальческой улыбке.

– Ты редкостный балбес, Мильк, – чуть слышно прошептал герой. – Почему ты всегда выбираешь самую длинную дорогу?

– Гиеагр! – не чуя себя от счастья, заорал я. – Гиеагр, громила безмозглый, ты жив!!!

– Не горлань, это ненадолго, – проговорил он. – Лучше посмотри на эту тварь… видел ли ты что-нибудь более ужасающее?..

Он сделал жест… тень жеста – и сердце мое содрогнулось оттого, что он так слаб. Повинуясь, я повернул голову и едва не вскрикнул от неожиданности: всего в десяти шагах в окружении камней уродливым валуном высилась гигантская змеиная голова. Один глаз, рассеченный мечом Гиеагра, являл собой сочащуюся ядовитой кровью багровую язву, другой же – поблескивал холодной мертвенной желтизной, будто огромный кристалл. В приоткрытой пасти белели клыки, один из них был обломан.

– Проклятая пыль все скрыла… – услышал я голос друга. – Наша почтенная богиня подняла такую тучу, чтобы спрятаться от змеи… Ах, видел бы ты мой удар… точно в глаз… от него она взвилась к потолку пещеры… един… единственный был способ убить – обрушить на нее все… все…

– Все-таки ты безумец, Гиеагр, – услышал я за спиной голос Бурдюка.

– Псих, каких мало, – это уже слова Глаза.

Обернувшись, я увидел обоих разбойников. Они стояли бок о бок, но при этом казалось, что-то неуловимое разделяло их. Будто невидимая стена отодвинула друг от друга неразлучных друзей.

– Ты спас наши шкуры, – снова заговорил Бурдюк. – Клянусь, я не забуду этого…

– Не надо речей. – Гиеагр вскинул руку в протестующем жесте. – Поверь, Бурдюк, это…

– Замолчи! – приказал я ему. – Тебе сейчас нельзя говорить. Помолчи, я приведу Деву, она поможет…

– Она не поможет, – прохрипел в ответ Гиеагр, и Бурдюк с Глазом покачали головами, вторя ему.

– Не говори глупостей! – воскликнул я. – Она богиня, ты ее спас! Она…

– Она бессильна, – оборвал он меня. – Это Зеркало… Зеркало выполнило мое желание… Я совершил свой величайший подвиг. Я, смертный, убил тварь, с которой даже богам не совладать… После таких свершений долго не живут… – Его губы тронула слабая улыбка.

– Смотри внимательно, запоминай… – продолжал Гиеагр. – С твоим даром… с твоими свитками… ты единственный, кто расскажет людям обо мне… Ты – моя слава, ты – мой погребальный костер, Мильк, и мой курган… Да, ты сложишь мой могильный курган, высокий-превысокий… Но не из камней… О нет, Мильк, ты сложишь его из своих слов, из своих свитков. Ты разнесешь мою славу по всему миру, и…

Его слова потонули в утробном хрипе. Тело Гиеагра выгнулось, дернулось раз, другой, подняв пыльные облачка, и вдруг…

И вдруг исчезло. Лишь кровавые пятна отмечали то место, где он только что лежал.

– О его теле позаботятся, – услышал я голос за своей спиной. Обернувшись, я увидел Деву. Она стояла у Зеркала; на полированной поверхности которого плясали размытые блики. Все виделось каким-то нечетким, плывущим… Я поднес руки к глазам и обнаружил, что плачу.

– Позаботятся? – тихо проговорил я.

– Да, – ответила она. – Он оказал мне неоценимую услугу, и я устрою ему пышные похороны и воздам все почести, которых достоин столь великий герой.

– Но я… Я сам должен похоронить… – прохрипел я.

– Один? В чужой враждебной стране? – Богиня сделала нетерпеливый жест. – Не говори ерунды. Я позабочусь о погребальном костре для твоего друга. И о могильном кургане. Сам этот холм…

– Но… – перебил я и тотчас замолчал. Скорбь и растерянность царили в моем сердце, произошедшее никак не укладывалось в голове. Я было начал еще что-то говорить, что-то сумбурное и горячее, но тотчас пресекся, осознав пустоту и бессмысленность любых слов. Я умолк и долго не произносил ни слова, погрузившись в странное оцепенение, будто со стороны наблюдая все то, что обрушилось на меня.

– Я думаю, вам пора посмотреться в Зеркало, – нарушила молчание Дева. – Ведь вы для этого явились сюда?

– Нет, – все еще ошарашенный, я мотнул головой, не понимая, что она обращается ко всем троим. В ту минуту для меня не существовало никого и ничего, кроме боли, разрывавшей душу. – Не за этим. Я помогал Гиеагру спасти Фаэниру…

– Не глупи! – фыркнула богиня. – Девчонка была для него лишь поводом отправиться в путь. Слава всегда была его единственной любимой. Не мешкай, Мильк. Человек, упорствующий у Зеркала, исполняющего желания, подобен псу, который отказывается от протянутой кости. То есть глупо и противоестественно.

– Не знаю… – пробормотал я. – Первым двум «псам» попались отравленные кости.

– Вздор! Эписанф умер потому, что не имел более желаний. А Гиеагр, жаждавший бессмертной славы, совершив невиданный подвиг, получил ее сполна, и холм, в недрах которого мы находимся, отныне будет его погребальным холмом, а слава благодаря людям, подобным тебе, разнесется во все пределы мира. Итак, Мильк, и вы, дети Скорпиона, я тороплюсь, поэтому говорите: вы готовы? Если откажетесь, другого шанса не будет, я заберу Зеркало с собой…

Готов ли я? Нет, клянусь, ни к чему я не был готов! Происходящее вдруг представилось мне чьей-то гнусной шуткой, ловушкой чьего-то злого и извращенного разума, предлагающего насладиться всеми благами жизни, стоя над телом погибшего друга. Гаденько хихикая, с навязчивостью базарного торговца судьба пыталась всучить мне некий способ, некое волшебное средство, призванное дать то, чего я желал, даже сам не ведая об этом. И средство это могло как исцелить, так и принести неимоверные страдания – все зависело от того, чего же я действительно хочу, к чему стремлюсь на самом деле, что составит мою сущность, если отбросить все мелкие, сиюминутные, суетные хотения. Безумие всегда пугало меня, а в тот момент я был как никогда близок к этому состоянию…