И долго я не мог промолвить ни слова, пока Светланарассказывала мне о том, что с ней произошло.

Ее остановили на улице, когда она шла ночью на службу:Светлана работала в управлении КВЖД телефонисткой, и дежурства иногдаприходились на ночь. Два советских офицера подошли к ней:

– Стойте, гражданка. Вы арестованы.

– Но почему? За что?

– Там разберутся. Садитесь в машину.

Ее втолкнули в крытый брезентом джип, на которых тогдаразъезжали многие красные, и отвезли в здание бывшего японского консульства.Оказывается, в подвальном помещении было полно тесных камер с неяркимилампочками под самым потолком. Ну да, раньше в Харбине ходили слухи, что именнов консульстве японские заплечных дел мастера лихо расправляются с противникамирежима. Теперь Светлана увидела камеры, которые очень пришлись по нраву новымвластителям города.

Ночь она провела на голом полу, подстелив только свойпыльник. Весь день ее не кормили, никто не подходил к двери. Вечером конвойныйотомкнул камеру и повел Светлану на допрос. Ее встретили два офицера: она струдом различала их лица, потому что настольная лампа светила ей в глаза. Всеже Светлана заметила, что один был похож на грузина, а второй – обычныйбелобрысый русский.

Вопросы ошеломили ее. Для начала спросили имя и фамилию –они что, не знали, кого арестовали? А потом посыпалось: в какой диверсионнойгруппе состояла? Какие террористические акты готовила против СССР? Назовисообщников! Назови пароли! Грубые окрики – и ругань, матерная ругань черезкаждое слово…

Она бормотала жалкие оправдания, умоляла разобраться,клялась, что ничего не знает. Она еще надеялась, что произошла ошибка.

– Раздевайся! – приказали ей. – Все снимай, все!

Один из офицеров ощупал одежду, словно искал что-то,спрятанное в швах. Но его глаза не отрывались от обнаженной девушки, котораяпыталась прикрыться ладонями.

– Смирно! – заорал второй.

Одежду бросили и принялись обсуждать между собой фигуру,кожу, волосы и глаза Светланы.

– Ты как думаешь, она девка еще или уже баба? – спросилбелобрысый.

– Да скоро узнаем!

И сели за стол, достали карты. Началась игра.

Светлана молилась мысленно. Мысленно звала жениха. Ни Бог,ни любимый не пришли ей на помощь.

– Ну, ты выиграл – ты и начинай, – завистливо сказалбелобрысый.

Грузин стащил с себя гимнастерку, обнажив сплошь заросшийволосами торс, расстегнул галифе.

Светлана метнулась было к двери, но ее поймали за косу ишвырнули на топчан, стоявший в углу комнаты.

Через мгновение она лишилась сознания от боли. Несколько разона приходила в себя, но каждый раз видела нависшую над собой похотливую рожукакого-нибудь самца. Она не различала их. Насиловали ли ее те двое, или онизвали кого-то другого – Светлана не знала.

Под утро ее пинками подняли с топчана. Заставили одеться,погнали по лестнице в подвал – и втолкнули в камеру. Ночь она провела на полу,едва живая от боли. Но пришла новая ночь, и все повторилось. Сначалабессмысленные вопросы: «Говори, кто состоит в вашей белобандитской организации!Какие террористические акты против нашего командования в Маньчжурии вызамышляли? Мы сгноим тебя в тюрьме, если не скажешь! Мы убьем тебя на месте!»

– Убейте! – крикнула она с мольбой.

Ее снова швырнули на топчан. Теперь появились и другиемужчины. Ночь прошла в мучениях.

Утро… камера… день… вечер… шаги конвойного за дверью. Грохотзамка:

– Выходи!

Светлана поднялась. «Если все повторится, если я переживуеще одну ночь насилия… тогда завтра я зубами перегрызу себе вены. Здесь негде ине на чем повеситься, но вены я перегрызу, и пусть простит меня Господь,который не пожелал избавить меня от мучений!»

Но ее повели не наверх, а в какой-то кабинет на первомэтаже. Велели подписать бумаги о неразглашении тайны:

– Смотри! А то…

Светлана все подписывала молча, безропотно, ничего непонимая, ни на что не надеясь, ничему не веря.

Думала, ее сейчас пристрелят прямо здесь, в кабинете (апочему бы нет? Если насиловать в кабинете было можно, то почему нельзя убить?),но ее вывели во двор, велели сесть в грузовик. Светлана с трудом вскарабкаласьв закрытый брезентом кузов, и машина выехала из ворот консульства.

«Везут на расстрел», – подумала равнодушно.

Она сидела, ничего не видя, но знакомые с детстваокрестности легко узнавала по поворотам. Вот отъехали от консульства, вотобогнули Собор, начали спускаться в сторону Модягоу. Повернули назад, начали подниматься.Опять круг по площади, опять вниз… Они что, сами не знают, куда ехать?

Грузовик остановился. Брезент поднялся, и в кузов к Светланезабрался один из тех, кто насиловал ее.

Она забилась в угол, но офицер схватил за руку, потащил копущенному борту, толкнул вниз. Светлана неловко упала, а тот, соскочив исклонившись к ней, угрожающе сказал:

– Пикнешь кому, что было, – прощайся с жизнью.

Через мгновение грузовик уехал.

Какое-то время Светлана еще лежала на дороге, потомподнялась и побрела в сторону Собора, который был неподалеку. Наверное, еевозили туда-сюда, чтобы запутать, но как можно запутать человека в родномгороде?

Денег на трамвай, на котором можно доехать до дому, у нее небыло, да и час поздний уже, трамваи исчезли с улиц, поэтому Светлана пошлапешком. В обычное время добралась бы за два часа, но шла всю ночь, иногдаложась прямо на траву, чтобы отдохнуть. Когда начало светать, отряхнулапыльник, кое-как прибрала волосы и даже умылась в уличной колонке, чтобы непристал патруль, чтобы окружающие не приняли за бродяжку, чтобы сразу ненапугать тетку…

Значит, я видел ее, когда она возвращалась. И принял запьяную!

Я поверил Светланиному рассказу сразу. Поверил каждому ееслову. Но мне нужно было подумать, что делать дальше… Скрыться? Увезти ее сновав Дайрен? Отсиживаться дома, надеясь на лучшее?