– Тогда половина госпитальных докторов исчезла, да самыхлучших, еще с дореволюционным образованием. Остались совсем ни к чему негодные. Или вроде Ждановского нашего, с биографией! – Макар Семенович злохмыкнул. – Тот биографией своей на всех углах размахивал. Хотя в былые времена,еще до революции, как-то раз очень сильно помог мне. Скрыл от полиции, что ябыл ранен. Его Марина заставила. Не то меня спасала, не то себя, но все жеспасла. Это долго рассказывать, старинные дела, но после той истории мы сГрушенькой и поженились. А Ждановский, когда революция совершилась, сразу кновым властям служить пошел. Белые город взяли – он в партизанский отрядотправился. Слышно было, с самим Лазо дружил, ну а потом, когда того в топкепаровозной сожгли, и с Серышевым, и с Постышевым, и даже с Блюхером за однимстолом сиживал. Потом их всех чохом во враги народа записали, уж только впоследнее время реабилитировали. А Ждановский, как его дружков арестовали,сдулся весь, как мыльный пузырь, перестал революционными заслугами кичиться.Пил много. Боялся, что и его заберут. В те времена все всего боялись, такаяжизнь была… Потом его на пенсию спровадили, казенную квартиру отняли, а дали внашем доме. И мы сошлись тут, как нарочно: Марина Ивановна, мы с Грушенькой даЖдановский… вот как нас жизнь стасовала в одну колоду. А нынче начали нашиулицы перестраивать, жильцам другие квартиры давать. Мы с Грушенькой переехали.Предложили и Марине Ивановне квартиру, но аж на Судоверфи, в панельном доме.Она разобиделась, мол, не поеду на выселки, буду ждать, пока в центрежилплощадь предложат. Ждановский тоже, глядя на нее, на Судоверфь не поехал ирешил квартиру в центре ждать. А из райисполкома, из милиции каждый деньходили, ругались: задерживаете снос дома и начало планового строительства! Ивот, я так думаю, поняла Марина Ивановна, что все равно выехать придется, иначала собираться. Видать, решила бумаги свои разобрать, а ненужное пожечь. Нуи кто знает, что там вышло… Соседи, что через улицу живут, увидели среди ночиискры из окна, пожарную команду вызвали, сами прибежали, ворвались в квартиру,да поздно, там уже горело все. Вытащили Марину Ивановну, а она уже мертвая…

– Что?! – хрипло выкрикнула Рита.

– Ну да, мертвая… – Макар Семенович махнул рукой, будтохотел перекреститься, но то ли передумал, то ли не умел этого делать. – Нет,она не сгорела – у нее что-то с сердцем стало. Упала, да и умерла на месте отсердечного приступа. Господь ее милосердно прибрал. А Ждановский, который спалу себя в квартире, за стенкой, задохнулся в дыму. Крепко спал, не чуял беды.Эх, вот жизнь!

– Да, – тихо сказала Рита и поднялась.

– Ну что, пошла, что ли? – спросил Макар Семенович.

– Да. Мне пора.

– Так ты и не повидалась с Мариной…

– Так и не повидалась, – кивнула она.

– На похороны придешь?

– А когда похороны?

– Не знаю, – пожал плечами Макар Семенович. – Вот Пашкаприедет – он назначит. Бумаги все оформит, деньги заплатит. Я помогу, конечно,чем могу, а все же его хлопоты, он – сын. Ты его дождешься?

Рита пожала плечами. Подошла к березе и осторожно отделилаот коры одну черно-коричневую слоистую чешуйку. Положила ее в сумку, междустраницами блокнота.

Макар Семенович смотрел недоумевающе.

– Я не знаю, дождусь или нет, – сказал Рита. – Но на всякийслучай – прощайте.

– Ну, прощай… Может, тебя подвезти куда? Я на машине.

Рита покачала головой.

Она прошла мимо обгоревшего дома и смятых георгинов, вышлана школьный двор, поглядела на крыльцо с шарами. Курносая кудрявая девочка ужеубежала. Наверное, где-нибудь играла в классики…

Рита поднялась на улицу Серышева, ведущую к Амуру. Воткрасный кирпичный Штаб округа, раньше – кадетский корпус. Ровные, оченькрасивые жилые дома – типичные «сталинки», а в конце улицы несколько зданий зазабором – тот самый военный госпиталь.

Рита не знала, что влечет ее сюда, почему она должнапобывать здесь непременно сегодня. Словно бы долг исполняла. Только не зналачей. Определенно не свой!

От госпиталя вела к реке широкая лестница, а у ее подножияпростирался огромный стадион, украшенный множеством статуй спортсменов.Огромные, жизнерадостные серебряные и бронзовые мужчины и женщины бежали,катались на коньках, метали диски… Рита смотрела на них со странным восторгом.Это были как бы даже не статуи, а люди – обитатели некоего странного поселения,раскинувшегося у подножия утеса, на амурском просторном берегу. Тольконебожители или такие вот невероятные существа могли поселиться на берегу этойогромной – куда там Волге, а Сена – вообще жалкий ручеек! – пугающей своимиразмерами реки. Плотно, мощно ворочались свинцовые волны в водовороте подкаменными глыбами утеса – и уходили вдаль крутыми валами. На противоположномберегу возвышались синие-синие, словно бы из цветного стекла отлитые, круглыесопки. Солнце – яркое и чистое – опускалось в гряду облаков, причудливораскрашенных бледно-лазоревым, оранжевым, чисто-фиолетовым, тускло-золотым.Небо над облаками медленно зеленело, высоко-высоко на смену солнцу уж выходилбледный, опалово-белый серп молодой луны, а над ним загоралась первая, почтинеразличимая, призрачная звезда.

Рита долго смотрела на это невероятное явление, а солнцемежду тем все ярче и ярче наливалось червонным, алым, прощальным светом,опускалось все ниже в облака, и синева сгущалась, и месяц становился ярче,раскалялся серебряной белизной, и к первой звезде присоединилась другая итретья.

Рита спустилась к самой воде, на берег, усыпанный песком игалькой. Пахло рекой – так влажно, так успокоительно. Быстро-быстро катилисьвдаль амурские волны. Сонмище белых, мелких, чуть побольше комаров, прозрачныхбабочек реяло над водой и порою с порывом ветра переносилось к берегу, а потомопять – к воде. Иногда это бледное облако окрашивалось густым золотым цветом –если попадало в последние солнечные лучи.

– Унеси мои беды, Амур, унеси! – неожиданно для самой себяпопросила Рита. Ей захотелось искупаться, захотелось отдать огромной реке всюту боль, которая терзала ее душу и тело, но по набережной гуляли люди – нестанешь же раздеваться у них на глазах.

Она вынула из сумки носовой платок, вытерла им лицо и,завернув в него гальку для тяжести, бросила в воду. Нехитрое магическое действоозначало, что она отдает Амуру свои печали и просит унести их далеко-далеко,подальше от нее!

Но Амур не пожелал ей помочь. Всплеснулась высокая волна,подбежала к ногам Риты – и положила ей под ноги на песок ее платочек.