Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А? Что они могут сделать нам – сейчас?
– Что сделают с кораблем шесть динамитных шашек, заложенных под хвостовой опорой? Давай сматываться отсюда – немедленно!
– До расчетного времени? Рыжий, не говори ерунды.
– Стартуй сейчас, потом все скорректируем!
– Док – мы сможем это сделать?
– Что? Нет!
Барнс посмотрел на телевизионное изображение:
– Мэнни – передай в укрытие, чтобы включили сирены!
– Джим, – запротестовал Корли, – ты не можешь взлетать сейчас!
– У тебя по-прежнему все настроено для тестирования? На половине g?
– Да, но…
– Приготовиться!
Его глаза были устремлены на наружную картинку. Свет фар обогнул литейную, устремился к ограждению. Рев сирены заглушил ответ Корли.
Грузовик был уже в воротах. Указательный палец Барнса воткнулся в кнопку зажигания.
Вой огромных насосов был заглушен ревом, который отдавался в костях. «Луна» задрожала.
На экране телевизора из хвоста корабля вырвался цветок белого света, отразился вверх, заглушая свет фар, скрывая строения и нижнюю половину корабля.
Барнс отдернул палец назад. Шум смолк, ослепительно-белые клубы дыма потемнели. В тишине прорезался голос Стилса в динамике:
– Утро… Великого… Дня![72]
– Герб – ты меня слышишь?
– Да. Что случилось?
– Предупреди их по громкой связи. Скажи, чтоб проваливали. Если они подойдут еще ближе, я их под жарю.
– Похоже на правду.
– Давай займись этим. – Барнс смотрел на экран, держа палец наготове.
Клубы дыма поднялись вверх, он снова мог различать грузовик.
– Девять минут, – спокойно объявил Боулз.
Через динамик Барнс слышал усиленный мегафоном голос, который предупреждал нападающих. Человек спрыгнул с грузовика, за ним последовали другие. Палец Барнса дрожал.
Они повернулись и побежали.
Барнс выпустил воздух:
– Доктор, проделанный тест вас устраивает?
– Размытая отсечка, – пожаловался Корли. – Она должна быть более четкая.
– Так мы стартуем или нет?
Корли колебался.
– Ну? – потребовал Барнс.
– Мы стартуем.
Трауб испустил горестный вздох.
– Силовая установка, – скомандовал Барнс, – переключиться на автоматику! Экипаж, приготовиться к ускорению. Мэнни, передай в укрытие, Мюрок и Белые Пески: приготовиться начать отсчет в ноль три пять два[73].
– Ноль три пять два, – повторил Трауб, а затем продолжил: – Корабль вызывает укрытие, Мюрок, Белые Пески.
– Силовая установка, отчет.
– Автоматическая, все показатели зеленые.
– Второй пилот?
– Маршрут в автопилоте, – доложил Боулз и добавил: – Восемь минут.
– Док, он достаточно разогрет?
– Я поддерживаю скорость деления на том уровне, который считаю безопасным, – ответил Корли напряженным голосом. – Она на пределе.
– Держите ее там. Экипаж, пристегнуться.
– Джим – я забыл раздать таблетки от тошноты! – всполошился Корли.
– Оставайся на месте! Что будет, то будет.
– Одна минута, приготовиться! – Голос Боулза был резок.
– Давай, Мэнни!
– Укрытие – Мюрок – Белые Пески. Готовы к началу отсчета!
Трауб сделал паузу, в рубке все замерло.
– Шестьдесят! Пятьдесят девять… пятьдесят восемь… пятьдесят семь…
Барнс вцепился в подлокотники, попытался унять бешено стучащее сердце. Он провожал каждую из секунд, которые отсчитывал Трауб.
– Тридцать девять! Тридцать восемь! Тридцать семь! – Голос Трауба был по-прежнему резок и пронзителен. – Тридцать один! Половина!
Барнс слышал сирены, их вой взлетал и опускался снаружи, на летном поле. Перед ним, на экране телевизора, «Луна» прямо и гордо вздымалась в темноту, скрывавшую ее вершину.
– Одиннадцать!
– И десять!
– И девять!
– И восемь!
Барнс облизнул губы и проглотил комок в горле.
– Пять… четыре… три… два…
– Пуск!
Слово затерялось в звуке, по сравнению с которым рев тестового запуска был комариным писком. «Луна» повела плечами, встряхнулась – и поднялась в небо.
Чтобы понять тех людей, мы должны отойти от привычных стереотипов и кое-что для себя усвоить. Пересечение Атлантики было весьма рискованным предприятием – когда Колумб пустился в свое плавание. Так же было и с первыми космонавтами. Корабли, на которых они отправлялись в путь, были невообразимыми самоделками.
Они не знали, на что идут. Если бы знали, они никуда бы не полетели.
Барнс чувствовал, что его вжимает в подушки амортизатора. Он давился тошнотой и изо всех сил старался не проглотить свой собственный язык. Тело, теперь весившее больше полтонны, было парализовано, ему приходи лось напрягаться, чтобы дышать. Но хуже, чем вес, был шум, сводящий с ума «белый» шум от нестерпимого ультразвука до басов, слишком низких, чтобы быть услышанными.
Звук доплеровски сместился по шкале частот вниз, прогрохотал и ушел прочь. С пятикратным ускорением они за шесть секунд обогнали свой собственный звук и остались в гулкой тишине, которую нарушал только шепот воды, бегущей через насосы.
Мгновение Барнс смаковал тишину, затем его взгляд наткнулся на экран телевизора: на нем быстро съеживалась огненная точка. Он понял, что видит самого себя, исчезающего в небе, и пожалел, что не смотрел старт.
– Мэнни, – ему пришлось потрудиться, чтобы это выговорить, – включи кормовой обзор.
– Не могу, – сипло простонал Трауб. – Я не могу пошевелиться.
– Сделай это!
Трауб постарался: экран помутнел, затем на нем сформировалось изображение.
Боулз хмыкнул:
– Ох ты ж боже ж мой![74]