Никоновская летопись впервые сообщает о нашествии печенегов под 990 годом: «Приходило множество печенегов, и много зла сотворили христианам; Владимир же со множеством воинов выступил против них и многих избил, и мало кто из них спасся».

Но это свидетельство позднего и не во всем достоверного источника. Автор «Повести временных лет» ничего не знает о нашествии 990 года. Первую из известных ему в подробностях русско-печенежских войн он датирует 992 годом: под этой датой в летописи читается рассказ о сражении Владимира с печенегами на реке Трубеж, о подвиге безвестного киевского юноши-кожемяки и об основании города Переяславля.

992 год вообще стал переломным в истории внешней политики Руси. Именно тогда в полной мере обнаружились те узлы внешнеполитических противоречий, распутывать которые придется не только князю Владимиру до конца своей жизни, но и его сыновьям, и прежде всего Ярославу Мудрому. Примечательно, что события, приведшие к одному из самых крупных и опасных для Руси печенежских вторжений, начались совсем на другом театре военных действий, а именно на крайнем западе Русского государства.

Печенеги и Русь — главная, но не единственная тема данной главы. Печенеги были тем более опасны для Руси, что их вторжения, как правило, происходили в тот момент, когда Русь воевала с другими своими противниками.

Отношения Руси с христианскими соседями также непросто складывались в конце X — начале XI века. Особенно это касается отношений с Польшей, бесконечные войны с которой, чередовавшиеся с мирными соглашениями и даже с династическими союзами, также наполняют собой все тридцать семь лет киевского княжения Владимира. В силу географической и этнической близости двух государств их правители постоянно претендовали на обладание одними и теми же областями славянского (и не только славянского) мира — от Червенских городов и Галиции на юге до Ятвяжской земли на севере. В 992 году — в год большого печенежского вторжения на Русь — произошел очередной кризис и в русско-польских отношениях. Как оказалось, они теснейшим образом переплелись с русско-печенежскими отношениями того времени.

Год же начался с похода Владимира в Поднестровье. «Пошел Владимир на хорваты, — кратко сообщает автор «Повести временных лет» под 6500 (992) годом. — И когда возвратился он с хорватской войны, пришли печенеги…»

Хорваты — восточнославянский племенной союз. Они обитали в междуречье верхнего Днестра и Прута и с нынешними хорватами, живущими в бассейне реки Сава на севере Балканского полуострова, не имели ничего общего, кроме названия. (Замечу, что этноним «хорваты» широко распространен в славянском мире.) Однако книжникам более позднего времени их имя уже ни о чем не говорило, и потому краткое летописное известие стало порой восприниматься как свидетельство военных действий Владимира вдалеке от Руси, в балканской Хорватии (Кроации)[114]. Но на Балканах Владимир, по-видимому, не воевал.

Чем был вызван хорватский поход Владимира, можно лишь предполагать. Хорваты входили в состав Киевского государства еще в IX веке при князе Олеге Вещем, но позже вышли из-под власти Киева. Владимир продолжал начатую еще до крещения политику объединения и удержания в повиновении всех восточнославянских племен, когда-либо выплачивавших дань киевским князьям. Как мы помним, еще в 981 или 979 году он завоевал Червенские города; вероятно, тогда же его власть распространилась и на более южные земли Верхнего Поднестровья. Очевидное отпадение хорватов от Киева можно объяснить как длительным отсутствием Владимира на Руси (во время его корсунского похода), так и целенаправленной политикой Польши, несомненно, имевшей свои интересы в данном регионе.

Время начала хорватской войны было выбрано Владимиром не случайно. 25 мая 992 года умер польский князь Метко, с которым Владимира, вероятно, связывали какие-то мирные договоренности[115], возможно, касавшиеся судеб хорватских земель. Смерть престарелого князя развязывала Владимиру руки. На польский престол вступил сын Мешка князь Болеслав, получивший впоследствии прозвище Храбрый, или Великий. О его личности мы еще будем говорить на страницах книги. Болеслав предельно жестоко утверждал в Польше свою единоличную власть: так, в нарушение отцовской заповеди он изгнал из страны свою мачеху, вдову Мешка немку Оду, дочь маркграфа Саксонской северной марки Дитриха, а также троих ее сыновей, своих единокровных братьев. Приближенные Болеслава, попытавшиеся заступиться за изгнанников, были безжалостно ослеплены им.

Полагают, что киевский князь не остался безучастным к событиям в Польше и поддержал Оду. К 992 году предположительно относят складывание русско-саксонского антипольского союза, скрепленного якобы женитьбой нового маркграфа Саксонской марки Бернхарда на некой русской (возможно, двенадцати- или тринадцатилетней дочери князя Владимира). Однако основания для такого предположения кажутся слишком шаткими, поскольку, во-первых, мы не знаем точно, когда именно был заключен брак, а во-вторых, не знаем и того, кем была «русская» (и русская ли?) супруга саксонского графа.

Но одно известно наверняка. В 992 году — очевидно, в связи со смертью Мешка и хорватским походом Владимира — Русь и Польша оказались на грани большой войны. Об этом свидетельствуют так называемые Хильдесхаймские анналы, составленные в 20-е и 30-е годы XI века. Согласно этому источнику, германский император Отгон III собирал войска союзных ему государей — чешского, баварского и других — под Бреннанбургом (Бранденбургом), намереваясь начать оттуда наступление против восставших полабских славян. «Болеслав же, сын Мешка, никак не мог сам прийти к господину королю — ведь ему предстояла великая война против русских…» — констатирует немецкий хронист.

Болеслав все же направил под Бранденбург часть своего войска, в том числе и «особенно верных» ему воинов. Это, вероятно, свидетельствует о том, что военные действия против Руси так и не были начаты им. В самом деле, новый правитель Польши был слишком озабочен тем, что происходило в его собственной державе, упрочением собственной власти и обстановкой на западных рубежах страны, чтобы открыто воевать с Владимиром. Владимира же, в свою очередь, отвлекла от Польши угроза вторжения печенегов. По-видимому, вскоре между двумя странами был заключен мир[116]; во всяком случае, статья 996 года прямо утверждает, что князь Владимир «жил в мире с окрестными князьями» — в том числе польским. Полномасштабная война между Русью и Польшей начнется лишь спустя два десятилетия, в 1013 году, хотя ее неизбежность ощущалась уже в начале 90-х годов X века.