– Ты говоришь честно, – ответил Хода-хан. – Я защищу мемсахиб, а когда наши враги будут мертвы, мы возобновим нашу вражду.

– Ты знаешь что-нибудь об этих убийствах?

– Нет, сахиб. Мемсахиб позвонила мне и сказала, что ей угрожают монгольские псы. Я пришел быстро, по крышам, чтобы они не напали на меня из засады. Но никто меня не тронул. А сейчас я нашел кое-что за дверью.

Он раскрыл ладонь, показав кусочек шелка, явно оторванный от его пояса. На нем лежало нечто раздавленное, но Харрисон не мог определить, что это. Однако Джоан, негромко вскрикнув, отпрянула.

– Боже! Это черный скорпион Ассама!

– Да, и его жало несет смерть. Я видел, как он бегал перед дверью, ища вход. Кто-нибудь мог наступить на него, не заметив, но я был начеку, потому что услышал запах Цветка смерти, когда поднимался по лестнице. И когда увидел скорпиона, то раздавил его, прежде чем он смог меня ужалить.

– Что еще за Цветок смерти? – спросил Харрисон.

– Он растет в джунглях, где обитают эти хищники. Его запах манит их, как вино привлекает пьянчуг. К этой двери был проложен след из сока. Если бы дверь открыли до того, как я его убил, он прошел бы в комнату и отравил первого, кто попался ему на пути.

Харрисон выругался под нос, вспомнив тихий скребущий шум, который Джоан услышала за дверью.

– Теперь все понятно! Они положили бутылочку с этим соком на ступеньку, где я не мог на нее не наступить. И я наступил – она разбилась, и жидкость оказалась у меня на туфле. Потом я спустился по лестнице вниз, повсюду оставляя запах за собой. Вернулся наверх, еще раз туда наступил и прошел сюда. А затем какой-то дьявол выпустил скорпиона. Значит, они были в доме еще до того, как я спускался по лестнице! И может быть, прячутся где-то и сейчас! Но кто-то должен был прийти в контору, чтобы пустить скорпиона по следу… Я спрошу служащего…

– Он спит как убитый, – сообщил Хода-хан. – Даже не проснулся, когда я вошел и стал подниматься по лестнице. Да и пусть дом хоть кишит монголами – что это меняет? Здесь крепкие двери, а я в любой миг готов их встретить! – Он вытащил из-под халата страшный хайберский кинжал, в ярд длиной и острый как бритва. – Я убивал им, – объявил афганец с видом дикого бородатого горца, – патанов, индусов, русских… А эти монголы – псы, которые даже не заслуживают хорошей стали.

– Что ж, – проворчал Харрисон. – Я уже опаздываю на встречу. Мне не хочется уходить и оставлять вас отбиваться от этих дьяволов вдвоем, но дело не уляжется, пока я не разберусь с их бандой основательно, и именно этим я собираюсь заняться.

– Они убьют вас, как только вы покинете здание, – без тени сомнения заверила Джоан.

– Что ж, придется рискнуть. Если на вас нападут, все равно звоните в полицию – и мне, в притон Шань Яня. Я вернусь сюда до рассвета. Надеюсь, зацепка, которую я ожидаю получить, выведет меня прямо на того, кто все это устроил.

Стив прошел по коридору с неприятным чувством, будто за ним наблюдают. Дойдя до лестницы, осмотрел ее, словно ожидая, что она кишит черными скорпионами, и ступил подальше от разбитого стекла. Ему казалось, будто он уходит от своего долга, хотя и знал, что двое оставшихся наверху не хотели вызывать полицию и что если дело касается Востока, то лучше и следовать заветам Востока.

Служащий по-прежнему сидел, поникший, за столом. Харрисон пошевелил его, но это не помогло. Бедолага не спал – его явно чем-то опоили. Но сердце билось нормально, и детектив посчитал, что ему ничего не угрожает. Как бы то ни было, Харрисон не мог больше терять времени. Если он вынудит Джонни Клека ждать слишком долго, тот может испугаться и сбежать, а потом укрыться в какой-нибудь дыре еще на несколько недель.

Детектив вышел на улицу – там фонари давали тусклый свет из-за тумана, плывущего с реки. Он ожидал, что в него сейчас или метнут нож, или он обнаружит свернувшуюся кобру на сиденье своего автомобиля. Но ничего такого не произошло, хотя детектив и заглянул под капот и под откидное сиденье, чтобы убедиться, что туда не заложили бомбу. Наконец, удовлетворенный, он забрался внутрь, а девушка, наблюдавшая за ним с третьего этажа сквозь щель между ставнями, облегченно вздохнула, увидев, что он уехал невредимым.

Хода-хан прошелся по комнатам, одобрительно бормоча что-то себе в бороду и гася везде свет, после чего вернулся в гостиную. Там он также щелкнул выключателем, оставив гореть лишь маленькую настольную лампу. Та освещала только середину комнаты, тогда как все остальное находилось в тени.

– Негодяи теряются во мраке так же, как и честные люди, – глубокомысленно проговорил афганец, – а я в темноте вижу, как кот.

Он сел, скрестив ноги, у двери в ванную, которую оставил приоткрытой. Там он так слился с тенями, что Джоан различала лишь очертания его тюрбана и блеск в глазах, когда он поворачивал голову.

– Здесь мы и останемся, сахиба, – сообщил он. – Раз у них ничего не вышло с ядом и со скорпионом, следующими они наверняка отправят людей. Ложитесь на диван и поспите, если сможете. Я останусь сторожить.

Джоан послушалась, но уснуть никак не могла. Ее нервы были натянуты как струны. Тишина в доме давила на нее, а когда с улицы слышался какой-нибудь шум, это каждый раз заставляло ее встрепенуться.

Хода-хан сидел неподвижно, будто статуя, исполненный терпения и нерушимости гор, взрастивших его. Выросший на земле варваров, на краю мира, где для выживания требовались особые умения, он чувствовал все вокруг так тонко, что любому цивилизованному человеку это казалось невозможным. Даже тренированный Харрисон по сравнению с ним выглядел не столь чутким. Хода-хан до сих пор ощущал слабый аромат Цветка смерти, смешанного с едким запахом раздавленного скорпиона. Он слышал и определял источник каждого шума, раздававшегося снаружи дома, и знал, какие были естественными, а какие – нет.

Он первым услышал шорохи на крыше и шикнул на Джоан – она села на диване. Глаза афганца светились в темноте, как фосфор, а зубы тускло поблескивали в зверином оскале. Джоан вопросительно взглянула на него – ее слух ничего не улавливал. Но афганец не только услышал, но и сумел определить, в каком месте находился источник шума. А затем и Джоан различила слабое царапанье где-то внутри здания, хотя и не поняла, что это такое. Зато Хода-хан уже знал: кто-то пытался проникнуть сквозь окно в ванной.

Сделав девушке знак рукой, чтобы успокоить, Хода-хан встал и, словно крадущийся леопард, растаял в темноте спальни. Джоан взяла свой короткоствольный пистолет, пусть и не слишком на него полагалась, и нащупала на столе бутылку вина. Девушка дрожала всем телом и покрывалась холодным потом, так что ей позарез хотелось чем-то взбодриться. Она вспомнила случай с сигаретами, но бутылка была закупорена – это ее успокоило. Иногда даже мудрейшие действуют легкомысленно. Лишь отпив немного, Джоан почувствовала странный аромат и поняла, что человек, подменивший сигареты, мог с той же легкостью проделать это и с бутылкой, в том числе с закупоренной. Она откинулась на диване, чувствуя удушье.