— Долгое остроконечное вращение, — уточнил Маджух.

— И строго размеренное по числу желающих, — продолжал Зурек.

Пока высокопоставленные удальцы сыпали непонятными эвфемизмами под сенью священного бородатого бубна, Форт для начала вышел из возраста Раха сроки кормления с руки Папы и шестигодового отсутствия. Выходило, что в сыновьях Мусултына Pax оказался примерно трёх лет от роду. А где он жил до этого? Кем были его истинные родители? Межвидовых гибридов не бывает, Pax — приёмыш. Вот почему он настолько ньягонский! иная жизнь ему не известна...

— Я могу сочинить приглашение на выпивку с закуской, — предложил Зурек. — Его надо подготовить загодя. Мотаси Маджух, запишите черновик.

«Пиши, Маджух, — подбодрил Форт. — Ну, размельчите вы меня — или что там задумано?.. Потом изломаете голову над техногенными останками. В Эрке меня объявят исчезнувшим. Вступит в действие завещание. Таким образом я, перешедший край, сумею-таки напакостить Аламбуку — сюда высадится Звёздная Пехота, и вам будет чем заняться».

Зурек поднял глаза на бороду с узелками, что-то прикидывая в уме, затем начал диктовать:

Ночь добрая! Старшой Окурок Папа Мусултын приветствует Чёрного города Удальцов с их Жёнками и Мужиков с их Бабами...

— А не в гадь нам будет привечать хвостаток? — осведомился он у Папы.

— Не в гадь, — ответил Папа, хмурый от тяжёлых мыслей и сомнений. — Не позвать их — злыдню затаят. Ты что, не знаешь? миром правят мягкие ушки! Во всех кланах бабы у руля, штуртросы идут с бабской половины. Тот же Дука — он, что ли, вожак Кабельной Ветви? там заправляет мать-Дучиха, а с ней Дукины сестра, жёнка и свояченица.

Данной бумагой приглашаем адресатов пожаловать к нам на распитие с особенной закуской. У нас в руках находится Pax Пятипалый, которого мы вам представим путём долгого, остроконечного и размеренного вращения квадратной рамы ко всеобщему удовольствию и в соответствии с вынесенным решением, как постановила авторитетная сходка Папиных Окурков.

С пожеланием добра и здоровья — вольные и богобоязненные Удальцы из Окурочьих нор.

К сему следуют подписи; Папа самолично, Зурек Быстрый, Маджух Венец...

— Остальных после проставишь, когда понадобится, — остановил его Папа.

Форт слушал, как редактируют приглашение на его казнь, улыбался и отчётливо ощущал, что его покидают остатки гуманизма. Он был свидетелем двух обстрелов, от которых град не мог ни защититься, ни даже ответить на них. Он узнал, что заблудшего Зенона Освейского убили за честность, чтобы он случайно не выдал аламбукского пащенка, выслеживающего то ли новых жертв, то ли места для взрывов на рынках, а попутно продающего плесень градским недорослям. Он услышат от Коел о том, как здесь обращаются с разумными, угодившими в рабство.

«И я должен жалеть это племя людокрадов и торговцев дурью? страдать комплексами по поводу того, что у них есть жёнки и детки? Когда морят паразитов, детёнышей и самок не щадят. Они все сызмала порочны и преданы Зверю — вот пусть и отправляются к своему богу. Только аннигиляция примирит мир с ними. И чем скорей, тем лучше, чтобы либеральные мозгососы не успели прибежать на выручку и устроить выродкам Всеобщее Помилование».

Не сдержавшись, он негромко рассмеялся, представляя, какая буча заварится, когда федеральные солдаты начнут ворошить Аламбук в поисках обломков «образца II». Это не владение Эрке, ничья земля. Конечно, будет международный скандал, пришлют наблюдателей, полетят ноты протеста, но Джомар — пся с мёртвой хваткой.

— Молчал бы, — раздражённо обратился к нему Папа. — Мы тут смерть для него придумываем, а его всё на смех пробивает!

— Так, подумал кое о чём.

— О смертном часе размышляй!

— Он возьмёт и не настанет — что тогда?

— Ты, Pax, всегда был ловок уворачиваться, — покачивая головой, с сожалением сказал Мусултын. — Что бы тебе, когда градские в моё отсутствие нагрянули, не встретить их как удальцу? Уж большой был, ростом со многих моих, и драться умел. Убили бы — я б горевал, мстил за тебя, а не как сейчас... Угораздило тебя под помост спрятаться.

— Это у него инстинкт, — объяснил Маджух.

— Стинкт какой-то... Профессор, не поймёшь тебя... Слова-то выбирай!

— Вспомни, — Маджух не унимался, — охотник сверху, учитель его, говорил: «У мальца дар затаиваться, прямо с виду исчезать; в засаде ему цены нет». Он и затаился. Его лишь Золотой Луч глазом-порчей высмотрел, а то бы не нашли.

— Углядел колдун колдунёнка... Взглянул — и сглазил! Переломи его теперь!

— Камнерезная пила и не таких ломала.

— Чу! сказано: «квадратной рамой». Рама чары гасит.

«Пилой, Папа! пилой веселей. Как полетят из меня гайки и болты, тут вам радость и придёт! Авторитет полковника как мага вырастет до небес. Мало ли что вам известно о киборгах и их устройстве — суеверия никаким техническим прогрессом не перешибёшь. Все скажут: «Ониго копирует души агентов в мозги эйджинских киборгов, а потом засылает их в Аламбук». А у нас? у нас с гражданами поступают ещё хлеще — их краденые души ставят вместо прицела на дегейтор. Вот я удрал — и скитаюсь, неприкаянный, в потёмках Вселенной, беглая душа в протезном теле...»

— Эх, Pax! — вздыхал Папа. — Отклясть бы тебя от волшбы Ониго — глядишь, вновь бы человеком стал! Я ведь тебя, мерзавца, люблю жарче кровных сынов. Рыдать буду, а отдам тебя гостям. Правда удальцов велит! Будет мучаться твоя душа, замороженная у полковника, как мясо...

«Хм, что-то замороженное тело по имени Pax не даёт о себе знать. А жив ли он? чего я жду, кого я жду?.. Надо маневрировать, чтоб время выгадать».

— Да будет тебе убиваться, Папа. — Форт заговорил чуть добрей. — Если дело верно повести, то я могу и согласиться...

— Это на что ты меня наводишь, сын беспутный? — оттопырил уши Мусултын.

— Доказательств хочу, что обмана не будет.

Зурек с Маджухом нахмурились, а Папа приободрился:

— Так, так! Хитришь? мне, сынок, хитрость по нраву — но смотри, сам себя не обхитри. Говори, чего от меня ждёшь!

— Не требовать ни кодов, ни паролей.

— Ого! почему же не требовать?

— Чтобы Ониго и тебе досталось поровну, одному не больше, чем другому. Я, попав к нему, ничего о тебе не выдал...

Был в подобном заявлении немалый риск, но, зная Раха, Форт полагался на его клановую честность. Ведь до сих пор никто не обвинил его в предательстве. Ход оказался удачным — гримас на лицах Окурков не появилось.

— ...так и о нём не выдам ничего. Когда сын возвращается — это одно, а когда становится изменником — совсем другое.

— Звучит неглупо, — невольно признал Маджух. — Но всё-таки тебе следует раскрыть секреты Эрке — для верности, чтоб пути назад не было.