Мелькнула мысль — наверняка мои слова в какой-то искаженной форме дойдут до Гастона, но мне уже было все равно. Чуть было с разбегу не проговорилась о своем интересном положении, но воздержалась, поскольку Порайская и без того была настолько переполнена новостями, что не сумела скрыть нетерпения немедленно поделиться ими с соседями и принялась спешно прощаться. Вот теперь она вела себя невоспитанно, распростилась со мной просто в непристойном темпе.

С облегчением вздохнув после ее отъезда, я позвала Романа.

— Ну и что же это такое? — набросилась я на него.

Мрачный Роман уже в который раз ответил, что он, к сожалению, не может никак повлиять на мои перемещения во времени.

— Ясно, не можете, раз этот проклятый барьер теперь тут стоит постоянно! — продолжала я бушевать. — И никак его не объехать. Интересно, что бы вы сейчас делали на моем месте?

Роман изумился и встревожился.

— О каком барьере пани изволит говорить?

— Ну как же, торчит, проклятый, на нашем лугу. Не видели? Бело-зеленый он, барьер времени, точно! Увы, на себе два раза проверила.

Роман был явно растерян. Как-то странно глядя на меня, он пробормотал:

— Да нет же, пани наверняка ошибается. Это не тот барьер! Барьер времени невидим, а тот, что на лугу, никакого отношения...

— Вот уж нет! — фыркнула я. — Говорю вам — на своей шкуре испытала два раза и больше не желаю! А желаю вернуться обратно в двадцатый век, и именно в пятницу, сегодня! И умоляю вас — ну сделайте же что-нибудь! Вот вы говорили о каких-то премудрых ученых физиках, что ли, попросите их больше со мной не экспериментировать! С меня довольно!

— Попробую, — неуверенно пообещал Роман. — Хотя именно теперь это будет особенно трудно. А пани графиня пусть для себя выберет, в каком столетии вы хотели бы остаться навсегда. Вот в этом времени, где находитесь сейчас, или опять перенестись в конец двадцатого века? Собственно, уже можно говорить о веке двадцать первом, ведь двадцатый вот-вот кончится.

Раздумывала я недолго, что тут выбирать? От всех этих перемещений во времени у меня перепуталось все на свете — Гастоны, Арманы, поместья и завещания. Незыблемой оставалась лишь беременность. Ребенка я ждала от Гастона, а в этом веке он мне даже не объяснился в любви, не говоря уже о том, что я с ним ни разу не переспала. Мужчине можно внушить многое, но не такое же чудо! Да и Арману легче тут меня угробить... К черту Армана, к черту остальные аргументы, если главный я ношу в собственном чреве!

И я без тени сомнения заявила:

— Я хочу жить в конце двадцатого века. Не беспокойтесь, Роман, мнения своего я не изменю. И если эти многомудрые ваши кретины что-то в состоянии сделать, пусть сделают. Больше таких переживаний я не вынесу. В моем состоянии...

Умному и намека достаточно. Роман все понял. Теперь не мадемуазель Лера станут осуждать, меня прозовут распутницей, останься я в этих благословенных временах! Перстень обручальный я получила в двадцатом веке, не сейчас, и жениться на мне хотят в будущем.

На лице Романа появилось дотоле неизвестное мне выражение решимости, и, глядя куда-то поверх моей головы, он клятвенно заверил:

— Жизнь отдам, но сделаю все, чтобы пани оказалась там, где пожелает. Клянусь спасением бессмертной своей души, буду заботиться о пани как о собственной дочери и сделаю не только все, что смогу, но и больше того.

И только когда он вышел, я обернулась, чтобы взглянуть — на что же такое Роман смотрел, давая торжественную клятву?

На стене за моей спиной висел портрет моей матери.

На следующее утро Зузя стала свидетельницей моего утреннего недомогания. Даже рвоты сдержать не удалось. Горничная была перепугана, а мне пришлось опять прибегнуть к невинной лжи. После того как немного пришла в себя, усадила дрожавшую девушку напротив и сокрушенно призналась в покушениях Армана на мою жизнь, наконец завершившихся успешным отравлением. Вскочив, милая моя Зузя решила спасать барыню и, крикнув «Мигом принести травяной настой для прочищения желудка», умчалась. Ладно, бог с ним, выпью и настой, лишний раз прочищу желудок, только польза организму.

Когда наконец после всех утренних процедур я смогла принять Романа, тот начал с обнадеживающего:

— Есть надежда, проше пани! Завтра, сегодня ведь четверг.

Я потребовала разъяснений. И получила их.

— Обратное перемещение пани во времени произошло в пятницу, так ведь? В пятницу прилетает вечером господин де Монпесак, та пятница здесь приходится на завтра. Полной уверенности у нас нет, но получено согласие в точности повторить все, только в обратном порядке. Не стану вдаваться в подробности, мне они ясны, боюсь, пани не поймет. Пришлось бы вас ознакомить со всеми этими парадоксами времени и искривления пространства, благодаря чему кто поглядит на нашу Землю с далекой галактики, имеет шансы даже динозавров увидеть, преподать азы четвертого измерения и многое другое...

От галактик, динозавров и четвертого измерения мне стало плохо, и я испуганно перебила друга:

— Нет, нет, замолчите, Роман, боюсь, опять затошнит! И еще ночью приснится!

— Не буду, не буду! — успокоил меня Роман и, чтобы порадовать, вытащил из кармана мобильный телефон. — Глядите, что сохранилось!

— У меня такой же, — похвасталась я и вытащила из ящика стола припрятанный там свой телефон. Все боялась, не дай бог, кому на глаза попадется. — Ну и что? Кому мы теперь можем звонить?

— Боюсь, только друг другу. Мой пока не разрядился, дайте-ка... да и ваш тоже. Ведь здесь их для подзарядки не к чему подключить...

— Роман, давайте о деле. Вы сказали, надо все в точности повторить. И Мончевскую тоже?

— Обязательно, ведь я с ней поехал на «мерседесе» за продуктами в суперсам. Вы сами просили накупить деликатесов к приезду господина графа, помните? Тьфу, не с Мончевской я поехал, с пани Сивинской, которая здесь уже, в девятнадцатом веке, оборотилась Мончевской. Вы еще велели купить и устрицы, помните? Граф их любит. А теперь со всеми этими продуктами нам надо переместиться во времени...

— И с устрицами тоже? Где я здесь найду устрицы?

— Да нет, обнаружив неладное, я поспешил к пани, так что Мончевская успела купить лишь сахар, чай, приправы и что-то еще.

— Очень хорошо! — обрадовалась я.

Какой нелегкой для меня оказалась эта пятница! Сначала обычные тошнота и рвота, травка для прочищения желудка. Я заметила изменившееся ко мне отношение прислуги и поняла — Зузя в своей болтливости поставила в известность весь персонал о несчастной барыне, пострадавшей от преступных поползновений незадачливого претендента на ее руку вельможного пана Гийома. Позавтракав с отменным аппетитом, после насильственного прочищения желудка я едва успела одеться, как появилась первая гостья. Ну как же, мой приемный день, а всем не терпелось собственными глазами взглянуть на женщину, признавшуюся в любви к распутнику французу. Пани Порайская поработала на славу.