— А в Риме знают, как угощать!

Мимо промчалась девица, хихикая и взвизгивая. За ней гнался неверными шагами средних лет пьяненький мужичок. Марго, чтобы не попасть под ноги, отскочила в темную боковую улочку и чуть не споткнулась о лежащую на земле парочку. Но люди были так заняты друг другом, что не обратили на нее внимания.

— О Боже мой…

Улочка была заселена довольно плотно, десятками парочек. Среди них не было стоящих. Хотя нет, вон та пара вроде бы и стояла…

Марго поспешно ретировалась, не зная, куда деть глаза от смущения. А Малькольм только поднял брови в удивлении:

— Что стряслось? Ты что, удивлена?

— А ты? — парировала Марго. Она никак не могла разобраться, что смущает и беспокоит ее больше — то, что она видела, или те странные, дразнящие ощущения, которые она почувствовала в своем теле. «О нет, Марго. Возьми себя в руки. От этого всегда будет только хуже. Вот почему то пресвитерианское богослужение, на которое каждое воскресенье ходили Смиты, всегда…» Совсем неожиданно для самой себя она захихикала.

— Ты что? — спросил Малькольм, придвинувшись к ней совсем близко, чтобы быть услышанным сквозь уличный шум.

— Я просто представила себе, что бы сказал преподобный отец Вильяме, побывав здесь!

Малькольм непонимающе посмотрел на нее и расхохотался:

— Наверное, что-нибудь насчет серы и пламени геенны. А вот для римлян Гиларии — празднество священное. И интимные встречи незнакомых мужчин и женщин прямо предусмотрены программой этого действа. Зато все остальные дни в году от женщин требуется соблюдать скромность и целомудрие, не менее, чем в наше время. И совершенно невозможно представить себе такую сцену, чтобы какая-нибудь уважающая себя матрона была в обычный день застигнута здесь развлекающейся вовсю.

Мимо них прогарцевал некто в устрашающей звериной маске, размахивая кувшином с вином и распевая. Марго не понимала слов песни, но могла дать голову на отсечение, что они никак не подойдут для школьной хрестоматии.

— Держу пари, что и любовники, и братья этих дам тоже время не теряют!

Малькольм засмеялся и купил у уличного продавца целый бурдюк с вином и пару чашек.

— Ты попала в точку. Римские джентльмены тоже знают, как поразвлечься. — Он поднял бурдюк. — Пошли поищем что-нибудь поесть.

Довольно неожиданно для себя Марго осознала, что ей сейчас очень хорошо. Она наконец расслабилась. Может, и правда ей будет на пользу немного развлечься? Ведь сколько времени она только и знает, что тяжело трудится. Что же, она не заслужила отдыха? И если ей придется вскоре расстаться с этим мужчиной, то почему бы не воспользоваться им сейчас, пока он рядом?

Марго ела колбаски, поджаренные в глубоких чанах с оливковым маслом. Пробовала еще горячий свежевыпеченный хлеб Наслаждалась малюсенькими пирожками с кунжутным семенем и медом. И запивала все сладким красным вином, которое кружило ей голову.

Совсем осмелев, она пустилась в пляс вместе с толпой, не обращая внимания на то, что люди вокруг смеялись и называли ее провинциалис и рустикус (вроде бы, думала она, это значит: провинциалка и деревенщина) и другими словами, возможно, еще менее лестными. Малькольм сначала только заливался хохотом, потом присоединился к танцующей шеренге, заняв место прямо за ней. Его руки легли на ее бедра, заставив девушку покраснеть с головы до пят. И так, держась вместе, дико размахивая ногами и выкрикивая что-то бессмысленное, они вместе с шеренгой танцующих скользили длинной змейкой среди уличной толпы, пока не уперлись прямо в высокий мраморный храм посреди улицы. Шеренга распалась, а Марго без сил свалилась в объятия Малькольму. Он подхватил ее, покраснев, и поставил на ноги.

— Где мы? — спросила девушка, задыхаясь от танца и непонятного волнения. Вдали виднелись стены Цирка, еще дальше была река, но она совсем не знала, что за храм перед ними.

— Это храм Цереры, Либера и Либеры. — Его голос почему-то звучал странно осипшим. Глаза горели лихорадочным блеском.

— А кто они?

— Церера — богиня земледелия и зерна. Либер и Либера — древние италийские бог и богиня. Существует праздник их священного соединения.

Тут и Марго почувствовала нелады со своим голосом.

— Правда?

— Этот праздник называется Игры Цереры. Он состоится через двадцать два дня.

Весь город, отражающийся в блестящих глазах Малькольма, завертелся у нее в голове.

— А что, римляне занимаются еще чем-нибудь, кроме как любовью?

— Занимаются, но только не весной! — Он был совсем близко от нее. Его улыбка и этот коварный ответ совсем вскружили голову девушке. И еще… То, как приподнялись уголки его рта. То, как волосы упали на лоб неровной прядью. То, как серьезно он отвечал на ее вопросы, хотя в глазах играли смешинки. То, как от него пахло…

Сейчас все в Малькольме Муре ей нравилось, будоражило ей кровь. «Да пропади пропадом все мои планы, пропади пропадом эта разведка, пропади все пропадом… Боже, только бы он меня поцеловал…»

И как будто услышав ее молчаливую молитву, Малькольм склонился к ней. Апрельское солнце придало его темным волосам блеск воронова крыла. Потом его губы коснулись ее губ, тепло, нежно и требовательно одновременно. Голова у нее пошла кругом, она судорожно уцепилась за его тунику. Марго никогда еще не целовали так, как будто ее рот был бесценным сокровищем, привыкшим к изысканно-нежному обращению. Затем его рука соскользнула с ее лица и легла на грудь…

Поцелуй сменился безумным объятием, вдавившим их друг в друга. После этого Марго уже плохо помнила, как они брели по римским улицам, его рука у нее на талии. Не заметила, как нырнули в шуршащую листвой рощу молодых деревьев и нашли там тихий и укромный уголок. Только краем глаза заметила малюсенькую лощинку, скрытую свисающими до земли ветвями. С одной стороны лощинки была невысокая скала, и из нее журча бежал веселый родник.

И тут она снова оказалась в его объятиях, его руки ласкали ее обнаженное тело. И единственное, что она слышала, опускаясь с ним на сладко пахнущую землю, был безумный стук его сердца.

* * *

Только потом Марго начала осознавать всю бездонную глубину происшедшего. Она лежала в объятиях Малькольма. Его теплое тело было крепко прижато к ней, его дыхание шевелило волоски у нее за ухом. Глубоко в ней еще трепетали огненные отголоски их соединения.

И вдруг, как ушат ледяной воды:

«Я с ним переспала. Боже правый, я с ним переспала».

Паника обрушилась на нее с такой силой, что это почувствовал и Малькольм. Он открыл глаза и встревожено спросил:

— Марго? Что-то не так?

Она не могла ему ответить. Не могла облечь в слова навалившиеся и раздиравшие ее на части внезапные страхи. «Папа был прав. Я всего-навсего грошовая проститутка. Я никогда никем не стану, ничего не добьюсь, я ведь не могу сказать „нет“, даже когда знаю, что так поступать нельзя. Я могу забеременеть…»