О Боже!

Она сейчас разрушила все, что с таким трудом пыталась создать. Она уже никогда не сможет взглянуть в лицо этому ублюдку, убившему ее мать. Никогда не сможет осудить его…

А Кит Карсон…

Поверит ли он теперь, что она не станет спать с любым мужчиной, сопровождающим ее в другое время?..

Она принялась всхлипывать. А когда плотину прорвало, уже трудно было сдержать наводнение — девушка рыдала. Малькольм нежно тронул ее за плечо:

— Марго, ну пожалуйста, скажи мне, в чем дело? Она отпрянула, чувствуя себя такой несчастной, что лучше было бы умереть.

Сочувствие Малькольма только усугубило ощущение глубины ее безрассудства. Ясно, что он рассчитывал на удалую и веселую возню на травке с женщиной, умеющей ценить радости жизни. Женщиной, которой, как он думал, только что исполнилось девятнадцать. А все, что она сумела ему дать, — десятиминутный блиц с испуганным ребенком. Хуже того, это испуганное дитя оказалось с прошлым… Но в ее молодой жизни самое сильное, самое глубокое переживание произошло с ней впервые здесь и с ним…

Она спрятала лицо в сладко пахнущую траву и плакала, плакала до тех пор, пока хватило сил.

* * *

Малькольм долго мучился, но молчал, проклиная себя на все лады. Наконец он осмелился задать вопрос:

— Марго, я должен тебя спросить. Кто он был?

Она задохнулась в очередном приступе рыданий и сумела только выдавить:

— Кто?

Малькольм хотел погладить ее по затылку, но почувствовал, что сейчас ей это не поможет.

— Тот ублюдок, который причинил тебе боль.

Она наконец снова повернулась к нему лицом. На разрумянившихся щеках виднелись следы слез. Слабое удивление промелькнуло в ее глазах. Несколько секунд прошло, и он решил, что она не собирается ему отвечать. И когда она заговорила, это в действительности не было ответом.

— Ты сердишься.

На этот раз он погладил ее, очень осторожно и нежно. И на этот раз она не отодвинулась.

— Я и вправду сержусь, Марго. Даже больше, чем ты можешь себе представить.

Она выдержала его долгий взгляд. За ее спиной родниковая вода переливалась через каменный порожек и бежала между деревьями священной рощи Дианы туда, к Тибру, и дальше, в море. Марго снова отвернулась.

— Ты не прав. На самом деле ты так не думаешь. И я была не права. Во многом.

Малькольм прикусил губу. «Боже, кто же так ее обидел? Я найду его и…»

— Может быть, но он тоже был не прав. Кем бы он ни был, какие бы причины у него для этого ни возникали. Он был не прав.

— Как тебе удается — как тебе удается быть таким… чертовски хорошим?

Он решил сменить слишком серьезный тон их разговора:

— Но я вовсе не хороший. Я человек грубый и расчетливый, мисс Марго. Она замерла в его руках.

— Сама посуди. Я затащил тебя на две тысячи лет в прошлое, подпоил сладким римским вином, потом протанцевал с тобой вдоль всех улиц города. И все это с единственной целью — напугать самого себя до полусмерти. Мы, извращенцы, все такие. На все готовы, лишь бы напугать себя до смерти.

Он улыбнулся, рассчитывая подбодрить ее, снять беспокойство, дать возможность расслабиться. Вместо этого она совсем потеряла самообладание. Резко отпрянув от него и отвернувшись, она закричала на грани истерики:

— Где моя одежда? Я же голая! Если ты хочешь говорить со мной, сначала дай мне одеться!

— Марго…

Она отвернулась, прикрываясь от него своей парфянской туникой, как щитом.

— Что?

— Ты даже не представляешь себе, как мне становится грустно от твоих слов. Она сдвинула брови:

— От чего тебе становится грустно?

— От того, что ты готова раздеться, чтобы переспать с мужчиной, а вот поговорить с ним потом не в состоянии. А ведь как раз в этом-то и заключается любовь — когда люди говорят друг с другом, нежат друг друга и ласкают.

Она несколько раз открывала рот, но не могла произнести ни слова. Наконец выдавила горько:

— А откуда ты такой великий знаток любви, скажи на милость? Ты, без жены и гроша в кармане! Ведь ты… ты же холостяк? — неожиданно задала вопрос она, стягивая свою тунику на груди.

Он с трудом выдавил улыбку.

— Да. Я холостяк, Марго. И я никогда не претендовал на роль знатока в этих делах. Но мне кажется, что с человеком, с которым ты спишь, следует быть по меньшей мере друзьями. В противном случае это становится самой грустной вещью в мире. Пытаться найти что-то, чего ты сам толком не понимаешь, с незнакомым тебе человеком, который, возможно, тоже не понимает, чего он ищет.

— Я-то прекрасно знаю, что такое секс! — Она прижалась к земле, вцепившись пальцами в траву, забыв о своей тунике. — Это напиться до умопомрачения и считать, что отлично провела время с другим человеком. А потом проснуться от боли и испуга рядом с человеком, который, как тебе казалось, нравился тебе! Это жалкое и одинокое чувство, и я проклинаю тот день, когда встретила тебя! Будь ты проклят, Малькольм Мур! Ты испортил день моего семнадцатилетия!

СЕМНАДЦАТИЛЕТИЯ? Малькольм раскрыл было рот, но сказать ничего так и не смог. Страх и сожаление, и злость, вызванная ее ложью, навалились на него так, что он даже двинуться не мог. «Ей семнадцать лет! Боже мой, Кит меня убьет…»

Она лихорадочно натянула на себя свое парфянское одеяние и исчезла. Малькольм чертыхнулся и тоже стал с не меньшим проворством одеваться. Но к тому времени, как он выскочил на улицу, по дороге спотыкаясь о ветки и лежащие на земле парочки, она уже исчезла, поглощенная толпой, веселящейся около храма. Он остановился на каменном тротуаре, потрясенный настолько, что с трудом мог вздохнуть.

«Кретин, идиот, болван! Ты же знал, что у нее есть какая-то горькая тайна! И что бы это ни было, ты своим поведением вернул ее прямо к этим страшным воспоминаниям!»

В своем чувственном ослеплении Малькольм позволил себе забыть, как молода и уязвима была Марго. И что за нахальной и дразнящей позой она пыталась спрятать какую-то поистине отчаянную боль. Ее маска вызывающей самоуверенности никак не отменяла факта, что в обольстительном теле женщины пряталась испуганная маленькая девочка. Воспоминания раздирали ему сердце. Та страсть, которую вызвала она в нем, и ее ответный трепет…

Но сейчас ему ничего не оставалось делать, как надеяться, что когда-нибудь Марго сумеет его простить.

И было совершенно очевидно, что уж Кит-то ему не простит никогда.

Все оставшееся время пребывания в Риме стало для Марго сплошным кошмаром. Сбежав от Малькольма, она сразу же заблудилась в лабиринте узких кривых улочек. Девушка часами бродила по городу. Она ничего не замечала вокруг, не обращала внимания, куда ступает, и еще меньше — на то, куда она вообще идет.