Он жевал толстую сигару – я видел его зубы. Мясистый нос его покраснел от холода, а мешки под глазами набрякли как никогда. Я, вероятно, выглядел и того хуже.

– Спускайтесь, – приказал Шеф, как только сбросили сходни. Я подчинился и сошел на берег со всей горделивостью, на какую был способен.

– Лорд Солсбери, – коротко кивнул я. Тот гневно уставился на меня: глаза навыкате, на губах – крошки табака.

– Не надо мне твоих «лорд Солсбери», вероломный ты паразит! – процедил он сквозь сжатые желтые зубы. – Я предложил помощь в спасении ваших жалких жизней, а вы, поганцы, предали меня! Надо было сразу же вас прикончить.

У меня не осталось сил даже на негодование. Я лишь улыбнулся уголками губ.

– Сестра передает вам привет.

Утратив дар речи, он побагровел. В этот момент позади нас послышалась возня.

Его люди тащили по сходням Макгрея, по-прежнему в повязке, наручниках и с кляпом во рту. Его шатало из стороны в сторону, он стонал и, когда с него сняли все путы, немедленно бросился к краю пирса и, вцепившись в ближайший кнехт, изверг из себя мощнейший поток рвоты.

Он все еще пытался отдышаться, когда к нему подошел Шеф. Он протянул Девятипалому тряпку, чтобы тот мог утереть лицо, и прижал дуло револьвера к его виску.

– До чего жалкое зрелище, – произнес он.

Через минуту, когда Макгреево зеленоватое лицо стало чище, Боб и еще один тип подтолкнули его ко мне и повели нас в сторону отмели.

Я присмотрелся к Макгрею. Скулы были разбиты, на запястьях виднелись ссадины от наручников, и он шел, слегка прихрамывая. Волосы были всклокочены – ничего нового, и переодеваться он явно не стал, гордо оставшись все в том же смятом, грязном и местами порванном пальто.

Оглядев меня, он сморщил нос.

– Ох, посмотрите на него, какой весь чистенький и свежий.

– Зря ты не переоделся в их вещи, – шепнул я.

– Да пусть они в задницу катятся, – рявкнул он – его проклятье разнеслось над отмелью, словно эхо от выстрела.

Мы шли по присыпанному снегом песку, пока отмель внезапно не сменилась густым хвойным лесом.

Три юные служанки в теплой зимней форме, хихикая, носились друг за дружкой, но, заметив нас, остановились и выстроились в ряд. У каждой было по большой корзине, в которые они собирали алые грозди боярышника и хвойные ветки, явно собираясь сплести венки. Меня осенило, что сегодня сочельник.

Мы дошли до второго, более узкого, пирса, за которым лес сменился аккуратной расчищенной прогалиной. Идеально круглая, огороженная густой, почти монолитной порослью, эта поляна напомнила мне укрытие ведьм в катакомбах Йорка.

Однако в центре ее вместо костра высился просторный шатер наподобие тех, что бывают у махараджей. Толстая парусина, выкрашенная в ярко-красный цвет и увешанная золотыми кистями, была крепко прибита к земле, а из купола торчали три дымящиеся печные трубы.

Шатер покоился на двух слоях камышового настила, которым также была выложена широкая тропа – та вела к экипажу, стоявшему неподалеку. Вокруг носились двое мальчишек, чья единственная задача заключалась в том, чтобы распугивать чаек и прочих вредителей, ибо от шатра исходил приторный аромат пудинга на сале.

Худосочный лакей, буквально кожа да кости, стоял, дрожа от холода, в нескольких ярдах от входа в шатер.

– Премьер-министр, – сказал он, отвесив глубокий поклон. – Ее величество вас ожидает.

Он взглянул на нас с Макгреем с тенью сочувствия. И подозвал мальчишек, которые помогли ему отвязать и оттянуть портьеры, походившие на театральный занавес.

Пока они занимались этим, Шеф, удерживая револьвер меньше чем в дюйме от глаз Макгрея, шепнул ему:

– Дай мне повод вышибить тебе мозги, Девятипалый. Умоляю, дай…

И тут нас окатило волной горячего, насыщенного пряными ароматами воздуха, словно кто-то открыл окно в экзотическую восточную страну. Внутри палатки камышовый настил был прикрыт толстым персидским ковром. В центре, прямо перед печками, стоял массивный письменный стол красного дерева, также застеленный пестрой материей. Все пространство на нем занимали книги, ящики с документами, перья, портреты в рамках, чайный сервиз и серебряное блюдо с горой сладостей.

А позади этого хаотичного изобилия, уютно устроившись в своем кресле, восседала сама королева Виктория.

45

В многослойном одеянии из черных мехов и тафты она походила на идеально круглый тюк, а бледное лицо ее почти сравнялось тоном с жидкими прядями седых волос, уложенных хитрым образом, чтобы скрыть все имеющиеся залысины. Голову ее украшала отнюдь не корона, а замысловатый жгут из черного бархата, отделанный шелковыми цветами и пышными белыми перьями. В ушах блестели крупные жемчужные серьги, которые оттягивали ей мочки. Впрочем, все в том лице давно уже проиграло в борьбе с земным притяжением – налитые мешки под глазами, кожа на шее. Но больше всего бросались в глаза ее пухлые щеки, обвисшие от самых скул, отчего все лицо ее сползло вниз и застыло в гримасе усталости. Ее правая рука с пером покоилась на столе, и я заметил, что четыре нитки жемчуга, туго обхватывавшие ее толстое запястье, удерживали миниатюру с портретом принца Альберта, написанную на слоновой кости и защищенную стеклом.

Она поморщилась от дуновения холодного воздуха, однако на нас не взглянула. Она смотрела в другую сторону, на высокого крупного мужчину, что стоял рядом с ней. Кожа у него была цвета камфорного дерева, лицо – упитанным и гладким, обрамленным курчавой иссиня-черной бородой. На нем были причудливый бело-золотой тюрбан и, несмотря на духоту в шатре, утепленная туника, плотная и цветистая, как персидский ковер у него под ногами.

В левой руке он держал маленькую книгу, грудь его гордо вздымалась – он медленно что-то зачитывал вслух своим низким, чужеземным голосом. Каждый слог он сопровождал кивком и круговым жестом правой руки. Королева отвечала кивком на каждый слог, немигающие глаза ее завороженно следили за ним, будто он был заклинателем змей, а она попала под его чары.

Нам пришлось прервать урок хиндустани для королевы, и это не пришлось ей по нраву.

Худосочный лакей подошел к ней – выверенными мелкими шажками. Пока он что-то тихо шептал на ухо ее величеству, лорд Солсбери ступил внутрь с той же осторожностью. Виктория вскинула голову – жемчужные серьги закачались.

Макгрей подступил ко мне и шепнул:

– Черт, ну и жирдяйка.

– Макгрей!

– Я к чему: болтают-то всякое, но ведь и не подумаешь, что она и правда настолько…

– Умолкни. Заткнись! Прошу тебя.

Увы, я и сам понимал, о чем он. Полнотелость королевы не имела отношения к здоровью. Эта женщина явно десятки