лет заедала свои горести, и некому было остановить ее или хотя бы предупредить, что подобным поведением она может себе навредить.

Виктория подняла ладонь, и темнокожий мужчина – ее Мунши – тотчас замолк, бросив на нас исполненный негодования взгляд. Она слушала, и глаза ее метнулись сначала к лорду Солсбери, а затем – неожиданно – к Макгрею и мне.

Когда наши взгляды встретились, меня пробрала дрожь, ибо я немедленно узнал тот самый оттенок голубого, какой видел на портрете мальчика. И даже форму бровей: одна изогнутая, другая почти прямая. Я разглядывал их лишь долю секунды, ибо вспомнил, что смотреть на королеву в упор не принято, и инстинктивно склонил голову как можно ниже. Макгрею помочь с этим пришлось Шефу.

Заговорил лорд Солсбери – тоном настолько мягким, настолько почтительным, что я едва его узнал:

– Ваше величество, простите мне это вторжение, но задание было выполнено. Вот они – те самые люди.

Я не осмеливался поднять глаза, колени у меня внезапно задрожали. Я услышал шуршание бесчисленных слоев материи – Виктория заерзала в кресле.

– Почему вы так на меня смотрите, Солсбери? – сказала она. Голос ее был монотонным и скрипучим, но при этом звучным, явно натренированным для того, чтобы его слышали даже в дальних концах зал. – Хотите медаль?

– Мэм, я…

– Я думала, вы выше этого. Одному Господу известно, как давно я велела вам найти этих людей. Это было еще в Виндзоре!

Очень осторожно я поднял взгляд, не меняя положения головы. Солсбери снял шляпу, и я увидел, как блестят от пота его макушка и виски.

– Возникли некоторые обстоятельства, ваше величество.

– Обстоятельства? – передразнила она.

– Именно, ваше величество. Если вы не возражаете… было бы лучше обсудить этот вопрос без посторонних, с учетом того…

– Чушь. Абдул и Уолтер могут присутствовать, о чем бы ни шла речь.

Прижав книжечку к своей раздувшейся груди, Мунши посмотрел на лорда Солсбери с гордой, до крайности самоуверенной ухмылкой.

Премьер-министр выглядел взбешенным, но ему не оставалось ничего иного, кроме как сглотнуть и продолжить:

– Эти люди непреднамеренно вывели меня на… ведьм.

Казалось, что от этого слова в шатре стало так зябко, что справиться с этим не могли даже пышущие жаром печки.

Виктория снова заерзала, кресло заскрипело под ее весом.

– Что?

Солсбери тотчас приосанился.

– Остатки прежнего шабаша, ваше величество. Рассеялись по всей стране. Я уже отправил людей. Если вы дадите мне чуть больше времени, уверен, что смогу выследить их и найти для вас подходящую женщину, которая…

– Я в них больше не нуждаюсь.

Тишина.

Эти слова прозвучали так внезапно и так обыденно, что до всех нас долго доходил их смысл. Дрова потрескивали в печках, волны накатывали на отмель.

Сам лорд Солсбери задохнулся и не сразу обрел дар речи.

– Я… я-я… Я прошу проще…

– Я в них больше не нуждаюсь! – взревела Виктория, да так громко, что я испугался, не обрушится ли шатер от одного ее крика. – Вы оглохли?

Любопытство во мне возобладало над здравомыслием, и я поднял лицо. Виктория хлопнула ладонями по столу, голубые глаза ее едва не вылезли из орбит, грудь вздымалась.

Премьер-министр, стоявший между нами, мял в руках шляпу.

– Ваше величество, прошу простить меня, но могу… могу ли я узнать… в чем причина столь внезапной утраты интереса?

Виктория лениво откинулась назад, не сводя немигающих глаз с Солсбери.

– Потому я и хотела, чтобы Абдул здесь присутствовал, – сказала она. – Он помог мне осознать собственное неблагоразумие. Я стала, – она погладила миниатюру на запястье, – я стала жертвой ереси. Те женщины были гласом Дьявола! Они опутали меня и чуть не обрекли саму мою душу на вечные муки.

Макгрей резко втянул воздух, явно намереваясь выдать нечто похуже, чем «Ох!», но ему хватило благоразумия промолчать. Повисла глубокая тишина – все мы пытались осознать сказанное.

Была ли то внезапная прихоть? Может, королева издевалась над нами и дразнила премьер-министра? Неужели она это всерьез?

Я заметил отражение собственного оторопелого лица в серебряном чайнике, и тут руки Солсбери затряслись от злости, которую ему едва удавалось сдерживать. Его глаза бешено метались от одного прислужника королевы к другому.

– Позволите, ваше величество? – вмешался Мунши – английский у него был безупречный.

Я никогда в жизни не видел столь темных глаз, а ресницы его были до того густыми и черными, что на миг я усомнился, не красит ли он их тушью.

Королева кивнула, и лорд Солсбери, не сдержавшись, злобно фыркнул.

Мунши нарочито вальяжно принялся расхаживать вокруг стола, говоря медленно и снисходительно, словно он давал урок малым детям:

– Дьявол сулит те же блага, что и… Господь, как вы Его называете. Но мертвые, к сожалению, мертвы. Нам не суждено увидеться с ними до скончания веков. Таково повеление Господа. Любые иные голоса, чей шепот мы слышим ночами, призраки и… духи? – все это происки Дьявола. Он постоянно что-то нашептывает нам. И он хитер. Он знает, как использовать наши самые сокровенные желания, сколь добродетельными и бескорыстными они бы ни были, чтобы заманить нас в свою ловушку – в ад.

Лицо лорда Солсбери сравнялось оттенком с полотнищем шатра.

– Ваше величество, – ворчливо начал он, – этот человек не христианской веры! Какими бы безумными учениями…

– Безумной была я! – завопила Виктория. – Я! Самим Господом назначенная Защитницей веры! Я читала и перечитывала Библию. Абдул прав. Он раскрыл мне глаза на истину. Я увижу Альберта, и дети мои увидят. Но произойдет это на небесах, а не посредством медиумов, которые в лучшем случае шарлатаны, а в худшем – почитатели дьявола. Старый король Яков правильно сделал, когда приказал всех их сжечь и повесить!

Значит, все, что я читал о ней, было правдой, подумал я. Ее чудачества, ее непостоянство, ее внезапные вспышки ярости. Минувшие дни все мы провели в сущем аду, тогда как эта чудовищная женщина, замотанная в жемчуг и меха, наслаждалась рождественскими праздниками в собственных владениях, устраивая пикники в снегу, – а теперь она заявляет нам, что попросту передумала.

Лорд Солсбери метнул в меня взгляд, и впервые мы увидели в глазах друг друга некое взаимопонимание.

– Что… что мне делать с этими людьми, ваше величество? – с тяжелым вздохом спросил он.

Виктория раздраженно фыркнула, аж губы задрожали. Она выпрямилась, сделала какой-то жест, и лакей поднес ей блюдо с лакомствами. В одну секунду она поглотила три полные ложки пудинга на сале. Ела она нервно, громко чавкая и причмокивая – почти как Макгрей, – и жирные крошки падали на ее воротник, отороченный мехом куницы. Мне стало тошно,