латышами. Он, очевидно, хотел-таки предоставить им подобную возможность – реализовать их страшно преувеличиваемые военные успехи и взять побольше военных трофеев.

Потребовались бесконечные переговоры с адмиралом Хопманом, которые, помимо прочего, осложняли известия о немецкой атаке на Либаву. Они затянулись еще и из-за поездки генерала Нисселя в Мемель с целью побудить, в конце концов, комиссию вмешаться – в первую очередь литовцев, которые, по мнению Нисселя, до сих пор только защищались от германских мародеров, а теперь вдруг всерьез атаковали под Шавлями и нанесли удар по войскам Немецкого легиона. Теперь генерал Ниссель хотел сдержать латышей и литовцев, но лишь до тех пор, пока это соответствует нуждам вывода германских войск. «Мы в действительности фактически предали бы латышей и литовцев, если бы преждевременным вмешательством позволили переформировать немецко-русские войска, что сумел сделать летом генерал граф фон дер Гольц к пущему ущербу для репутации генерала Гофа и Антанты, которую он тогда представлял»[405].

Во исполнение этой, в любом случае не искренней, политической линии 22 ноября генерал Ниссель в Тауроггене лично отдал литовцам приказ о немедленном отходе и потребовал от литовского правительства отвести его войска на ранее уже определенную дистанцию в 10 км от шедшей восточнее железной дороги демаркационной линии. Кроме того, по предложению адмирала Хопмана он отправил бронепоезд, в котором находились капитан фон Позек и несколько офицеров Антанты, в Радзивилишки, чтобы иметь возможность прекратить бои в случае их возобновления. Так как офицеры Антанты между тем предпочли отправиться в литовскую штаб-квартиру в Шадове, батальон Мальцана, отразив все атаки, вынужден был пробиваться в Шавли.

Продолжение отступления

Тем временем 22 ноября Немецкий легион и Железная дивизия продолжили свой отход. При этом 2-я бригада Немецкого легиона была задержана атаками латышей, а затем отошла на Сессау, а 1-я бригада, не вступая в контакт с противником, подошла к Гросс-Эллей. В ночь на 23-е легион без помех продолжил отступление по шоссе в Шавли, дойдя до Янишек, где пока и остался для прикрытия дальнейшего отступления, в частности – для защиты стремящегося на юг на всевозможных транспортных средствах немецкого населения. Командование им после полной приключений поездки принял майор Генерального штаба фон Лёвенфельд, направленный командованием 1-го военного округа. На двух локомотивах он доехал до Майтена, там вступил в бой с литовцами и забрал с собой в Янишки многочисленных беженцев из числа балтийских немцев.

С запада от русских не было никаких известий. Знали только, что батальон Лютгенхауса в полном порядке отходит на крайнем левом фланге.

23 ноября там возникла критическая ситуация, ведь группа Плеве, видимо, введенная в заблуждение одним из прибывших к ней представителей Прибалтийской комиссии, и полагая, что в ней уже нет необходимости, начала отступление к границе. Попытки командования корпуса задержать группу провалились из-за отсутствия связи. Таким образом, ветка Прекульн – Мемель для продолжения отхода исключалась, а левое крыло лишилось прочнейшей из своих опор. Группа без помех и в полном порядке добралась до Мемеля. Присутствовавшие там представители Антанты попытались принудить отряд к сдаче оружия, чтобы затем куда-то вывезти их с неизвестной целью. Из-за этого пошли стычки с контролирующими офицерами союзников, при этом генерал Ниссель полагал возможным уладить их за счет угрозы обстрела открытого города Мемель военно-морскими силами Антанты.

В этой ситуации генерал-лейтенант фон Эберхардт на худший из случаев предполагал действовать испытанными военными средствами, ведь помощи с Родины не поступало, а Прибалтийской комиссии не удалось сдержать латышей и литовцев. Он решил в такой ситуации с оружием в руках и с боями продолжать отступление, пробившись на Родину, что, разумеется, означало бы бросить беженцев и военное имущество.

Необходимые для исполнения этого решения приказы были отданы в течение 23 ноября. Они предусматривали, что после реализации маневра «Розенкранц» войска 27-го будут отдыхать, а затем должны сосредотачиваться:

Немецкий легион у Шавлей, Железная дивизия у Куршан, корпуса имени Келлера и Вырголича под Попелянами.

Требующиеся для этого передвижения должны были проводиться до 1 декабря в ходе операции под кодовым названием «Гильденстерн». В случае, если организованные марши и транспортировки станут невозможны, под шифром «Офелия» следовало пробиваться в Германию:

Немецкому легиону через Кельмы – Таурогген на Пожеруны или же через Шавкяны – Колтиняны на Нове-Място;

Железной дивизии через Лукники – Константинов на Швекшни или через Лукники – Зоряны на Вевиржаны;

Объединенным русским корпусам через Тельше – Плунгяны в Мемель.

В ходе движения на прорыв части должны были забрать с собой своих больных и раненых, уничтожив все излишнее имущество и снабжаясь с окрестной территории.

Генерал-лейтенант фон Эберхардт сообщил командованию 1-го военного округа о своих намерениях, при этом еще раз подробно описав невыносимую обстановку. Ему было совершенно ясно, что реализация операции «Офелия», хотя бы из-за необходимых реквизиций и неизбежных при этом эксцессов по отношению к местному населению, приведет к тяжелым недоразумениям. Денег для свободной закупки и оплаты правительство рейха так до сих пор и не предоставило. Все донесения и запросы штаба 6-го резервного корпуса, несмотря на ходатайства командования 1-го военного округа, понимания в ответственных за это инстанциях не встретили.

Германский комиссар продолжал обеспечивать отступление за счет своего посредничества в Прибалтийской комиссии. Правительство рейха попыталось задобрить литовцев, бесплатно передав им все запасы, оставшиеся на складах в Литве, а также все железнодорожное имущество. Тем самым вопрос о выводе войск был переведен именно в тот сценарий, на который и генерал фон Эберхардт, и командование 1-го военного округа в интересах репутации германской армии идти не желали: находившиеся в Прибалтике части были полностью в руках комиссии Антанты. Литовцы и латыши без боя достигли того, чего хотели, – очищения занятых территорий и захвата имущества германских войск. Репутации Германии был нанесен тяжелый удар. Как заметил один из присутствовавших офицеров, последовавшее затем согласие Межсоюзнической комиссии на это предложение было лишь «доказательством, что оно было ошибкой». Генерал фон Эберхардт, несмотря на это, продолжал попытки силой защитить честь рейха и германских войск.

Какие трудности помимо этого приходилось преодолевать генералу и в среде своих же солдат, следует, например, из приводимых ниже записей, сделанных в те дни уже много раз упоминавшимся адъютантом фрайкора Брандиса:

«И вновь было большое совещание командиров (в Шавлях), куда капитан взял и меня. И только он яростно сцепился[406] с майором фон Лёвенфельдом, новым командиром Легиона, как дверь отворилась, и на пороге показался генерал фон Эберхардт. Он тут же взял слово для длинной, явно подготовленной заранее речи, просто блестящей. Коротко говоря, он заявил,