состава и передать князю Авалову командование лишь слабыми русскими отрядами. Новая «группа князя Авалова» должна была любыми средствами вновь выйти на линию Вольгрунд – Шлок, однако тем временем сразу же выяснилось, что это невозможно.

Отступление за р. Муша[401]

В остальном же командующий корпусом из постоянно поступающих к нему сведений, но прежде всего из чрезвычайно напряженной тактической обстановки 20 ноября сделал вывод, что отход за линию Шавли – Муравьево неизбежен. Он назначил на 21 ноября оставление Митавы всеми учреждениями, которые не необходимы при обороне города, то есть госпиталями и т.д. Запланированная под кодовым названием «Розенкранц[402]» операция по отходу должна была начаться в день, который еще предстояло определить, а за 6 маршевых переходов надо было выйти на линию Мешкуце – Векшни. Осью этого маневра поворота под Янишками стал Немецкий легион, теперь уже называемый группой Брандиса. Ей, Железной дивизии и Западной русской армии, были указаны маршруты отступления. Разделительной линией между Брандисом и Железной дивизией стали пункты Анненбург – Гросс-Вирцау – Майтен – Скайсгиры – Грузди, между Железной дивизией и русскими – Вольгрунд – Ливен-Берзен – Альт-Ауц – Лаишев – Муравьево. Штаб корпуса ночью собирался еще до начала отхода перебраться в Шавли.

Ход событий привел к тому, что отход из Митавы перенесли на 22 ноября. Однако из-за недостатка угля и слишком краткого срока запланированные транспортировки оказалось возможным провести лишь частично. Два эшелона с русскими из Западной армии были атакованы под Мешкуце литовцами, их пришлось бросить на произвол судьбы.

Отход частей Железной дивизии прошел без существенных помех.

Куда сложнее обстановка была в Немецком легионе[403]. Там латыши, правда, открыто не атаковали, тем не менее, крупными силами продвигались через Жеймы – Круки в брешь между двумя бригадами. Часть фрайкора Брандиса, которая днем ранее добралась до замка Руэнталь, была вынуждена пробиваться с тяжелыми потерями. Но и бывшая севернее бригада майора Курца должна была в яростных боях под Штальгеном и Гарроссеном обеспечивать себе отход через Гривен – Гросс– и Кляйн-Фельдхоф к Нойхофу, куда она прибыла в 3 ночи 22-го без существенных потерь. 2-я бригада держалась в районе Берстельна.

Еще южнее батальону Мальцана под Радзивилишками удавалось держаться в тяжелых боях с литовцами. Там речь шла об ударе, который предпринял по собственной инициативе известный своей отчаянностью литовский полковник Славацкий. Причем это сопровождалось заявлениями, что никаких указаний от своего правительства он не получал.

Заторы в ходе транспортировки

Хотя тем самым благодаря храбрости германских войск был удержан незаменимый для вывода войск железнодорожный узел, уже тогда начались тяжелейшие помехи для транспортного сообщения. В конце концов, под Мешкуце, вследствие огня литовской артиллерии, застряло большое количество поездов с беженцами и больными. В тылу германских частей прикрытия они были атакованы 300 литовцами при 4 орудиях и множестве пулеметов. Однако бывшим в этих эшелонах легко раненным удалось отразить атаку, хотя это трусливое нападение и стоило 42 человек убитыми. Не хватало продовольствия, топлива, одеял и перевязочных средств. «Ситуация, в конце концов, стала неописуемой». Мы приводим здесь записи одного из офицеров медицинской службы в качестве драматического описания событий:

«Всю ночь напролет с вокзала Митавы отходили поезда, забитые беженцами и ранеными, по улицам громыхали нагруженные багажом повозки. Внезапно колонна остановилась; у интендантской коляски сломалось колесо, ящики полетели на землю, частью разбились, а содержимое их рассыпалось. Радостно вспорхнули на ветру «деньги Добровольческой Западной армии», тысячи и тысячи марок, однако едва ли хоть кто-нибудь наклонился за ними. «Эти кассовые чеки, обеспеченные военным имуществом добровольческой Западной армии, действуют в зоне, занятой ею, в качестве официального платежного средства», – можно было прочесть на них по-русски и по-немецки. Еще вчера во всех лавках за эти бумажки можно было получить товары, в кондитерской давали за них прекрасные пироги, вчера еще Авалов был хозяином Митавы. А сегодня? Где князь, где его русская армия, где его военное имущество? Разбито и развеяно по ветру, точно так же, как эти ящики и миллионы в них…

Медленно и безоглядно шел через эту страну состав с беженцами. С ними уже больше ничего не может случиться, ведь они покидают латышскую территорию, теперь они в дружественной им Литве. Но что же это? Локомотив остановился из-за заграждения, а со всех сторон полетели пули! Литовцы так долго таили в себе свою тихую к нам ненависть, ведь им приходилось бояться нас, а теперь они сочли нас достаточно беспомощными, а потому начали боевые действия. В ужасе завизжали женщины и дети, а русские офицеры и солдаты, которых много было в этом поезде, более полагались на молитвы, нежели на оружие. Только немногочисленные легко раненные немцы[404] не утратили присутствия духа. Быстро высыпали они наружу; обер-лейтенант Хеллинг из нашей седьмой роты (3-го Курляндского пехотного полка), несмотря на простреленные ноги, принял на себя командование. В момент заняли оборонительные позиции, и вот так эта горстка немцев удерживала всю литовскую банду с ее орудиями, пока не подошел еще один состав с беженцами, освободив нас из этого опасного положения.

На станции Шавли Хеллинг был вызван к Авалову-Бермондту, который также находился в атакованном поезде. Князь выглядел еще более бледным, чем обычно, когда поблагодарил его и за его действия пожаловал ему орден Св. Станислава 2-го класса. Я не знаю, была ли такая бесцветность его лица следствием чрезмерного напряжения, или же это был стыд за то, как повели себя его русские, с которыми он когда-то надеялся освободить Москву от большевиков».

Но и на станции Шавли подходившие из Митавы и Муравьево застряли, теперь уже из-за недостатка угля. И вновь запрошенной помощи в виде продвижения вперед частей рейхсвера так и не состоялось. А без этого генерал-лейтенант фон Эберхардт полагал возможность организованного отхода и вывоза имеющегося немецкое происхождение населения исключенной более, чем когда-либо.

Вмешательство Прибалтийской комиссии

А вот Прибалтийская комиссия, напротив, теперь посчитала себя обязанной вмешаться. Ее деятельность по непонятным причинам постоянно прерывалась в связи с отъездом ее председателя в Ковно. Там он призывал литовское правительство к умеренности и отказу от открытых нападений на железную дорогу Шавли – Тильзит, однако всегда в форме, которую можно было бы воспринимать как приглашение к обратному. Был вполне очевиден замысел задержать, чтобы предоставить латышам и литовцам желаемую ими возможность военных успехов. После своего возвращения в Тильзит генерал Ниссель категорически отверг всякое вмешательство в переговоры о перемирии с