Менкаура, сидя на животе Лемюэля, одной рукой держал его за горло, а в другой сжимал боевой нож, острием которого вырезал на обнаженной груди человека кровавые руны. За спиной легионера стоял Свафнир Раквульф с болт-пистолетом, приставленным к шее чернокнижника. Жизнь Лавентуры висела на волоске, и без парии имперцы смогли бы остановить колдуна только снарядом в голову.

— Держите крепче, чтоб вас! — заорал Менкаура. — Связующие сигилы надо вычертить идеально точно, иначе они бесполезны!

Пылающее, как печка, тело Гамона стало скользким от пота и крови. Его кирпично-красная кожа непрерывно шевелилась: дух, запертый адептом в Лемюэле, старался освободиться. Сущность внутри летописца непристойно бранилась и кусала его изгрызенные губы. Она плюнула кровью в лицо Бъярки и захохотала, проклиная родителей Волка.

— Мы сковали дух нашего врага! — проревел фенрисиец. — Почему просто не убить эту тварь?

— Потому что нам нужен Гамон! — рявкнул в ответ Менкаура.

— С чего мне верить слову предателя? — глухо прорычал Бёдвар.

— С того, что ты жив лишь благодаря мне! — огрызнулся чернокнижник.

Лемюэль взбрыкнул под ними, будто самка грокса в течке. Его растянутые губы застыли, как у мертвеца, из разинутого рта полетела кровавая пена. Наклонившись к лицу Гамона, адепт произнес какую-то нечестивую тарабарщину. Звуки его слов скребли библиария по позвоночнику, словно ржавые бритвы.

— О, Всеотец, да что ты творишь? — гаркнул рунный жрец.

— Спасаю нас! — бросил Менкаура.

— Не мешай ему, Бъярки, — выговорил Дион сквозь сжатые зубы.

Позволив колдуну совершить настолько чудовищный ритуал, Пром нарушил все свои заповеди, но разве у него оставался выбор? Какая разница, если к его длинному списку грехов добавится еще один?

На шее и лбу Бёдвара вздувались жилы. Объятый яростью, фенрисиец обнажил клыки и воззрился на Диона так, будто резня на горе случилась по вине библиария.

— Послушай своего друга. — Адепт повернул кинжал в груди Лемюэля, и нечто в глубине его существа нечеловечески завопило от гнева. — А теперь помолчите и дайте мне закончить, пока осколок души не сбежал!

— Когда разберемся с ним, я убью тебя, чернокнижник, — пообещал Бъярки. — Ты владеешь дурными знаниями. Это малефикарум!

— Мои «дурные» знания выручат нас всех.

Бёдвар заворчал и мотнул головой, не веря своим ушам.

— И ты еще спрашиваешь, почему на вас спустили Волков…

Пром заметил, с каким огромным трудом Менкаура удерживается от возмущения, и на кратчайший миг почти восхитился самообладанием воина.

— Однажды ты порадуешься, что мне известно столь многое, — пообещал адепт Тысячи Сынов.

— Такой день никогда не настанет, — отрезал Бъярки. Колдун провел заключительную борозду на животе Гамона, и тот мгновенно обмяк в руках легионеров. С его окровавленных губ сорвался последний хрип, похожий на шум воздуха, покидающего легкие трупа.

— Готово? — спросил Дион.

Менкаура кивнул и, прокрутив боевой нож в пальцах, протянул его рукояткой вперед. Осторожно отпустив плечо Лемюэля, библиарий взглянул на Бёдвара. Тот утвердительно качнул головой и выхватил у чернокнижника клинок.

Быстро поднявшись, рунный жрец рывком поставил адепта на ноги, прижал к боковой стенке отсека и приставил ему кинжал ниже подбородка, собираясь вертикально вонзить оружие до мозга.

— Бъярки, нет! — крикнул Пром.

— Почему? Назови хоть одну причину!

— Со мной вы найдете другие осколки раньше моих братьев по легиону, — сказал Менкаура.

Фенрисиец покачал головой.

— Ты предашь нас. При первой же возможности скормишь вигхтам Подвселенной.

— Тогда вперед, прикончи меня, пожалуйста, — отозвался чернокнижник. — Избавь от жизни, полной скорби и страданий.

— Не надо, Бъярки, — повторил Дион, и его рука поползла к гладию.

Кинжал разрезал кожу, по шее адепта потекла кровь.

— Выпусти его сейчас же! — рявкнул библиарий.

На мгновение Прому показалось, что Волк нарушит его приказ и всадит клинок под свод черепа Менкауры.

Пауза затянулась.

Запрокинув голову, Бёдвар издал протяжный вой, скорбные отголоски которого разнеслись по всей «Грозовой птице». Воин отшвырнул нож и схватил провидца за плечи, как будто хотел по-братски обнять его, но вместо этого с размаху ударил лбом в нос. Сын Магнуса сполз по стенке фюзеляжа и осел на палубу: его разбитое лицо напоминало жуткую маску.

— Свафнир Раквульф, упри этот твой гарпун ему в грудь, — скомандовал Бъярки, указав на ошеломленного колдуна. — Если прошепчет хоть словечко, пробей ему сердца, как гроссвалуру[124].

Ковыляя по темному коридору ниже ватерлинии «Озирис-Пантеи», Хатхор Маат чувствовал, как ему сводит кишки — не от обычной хвори, но от чего-то гораздо более скверного. Он совершил глупость, надолго покинув Черный корабль с его защитным полем Геллера. Теперь перерождение плоти с новыми силами возобновило натиск на тело павонида.

Звездолет несся вперед, следуя указаниям обретшего новые силы Аримана, и Великий Океан все сильнее давил на заслоны реальности. Прижав руку к животу, воин ощутил, как кожа дрожит от неуемного стремления измениться, разрастись в невиданные жуткие формы.

Застонав, Хатхор остановился передохнуть, опираясь на широкий шпангоут. Вдоль просторного коридора тянулась череда тусклых люменов, в свете которых едва удавалось разобрать символы, вытравленные на опущенных дверях-ставнях трюмов с заключенными.

Маат обливался потом. Выдохнув, легионер обжег себе глотку. Клетки кожи бурлили так, что Хатхора терзала лихорадка. К горлу подкатывала ядовитая желчь.

Справившись с тошнотой, павонид двинулся дальше.

Его кости изменили расположение, и походка стала еще более неуклюжей. Воина охватило головокружение — на его теле случайным образом возникали органы чувств. Глаза, будто пустулы, обсыпали шею и спину; на кончиках пальцев и на подошвах выросли вкусовые сосочки.

Адепт попытался высчитать, как далеко прошел, но его разум пылал от боли и напряжения, которым Маат сдерживал генетический бунт своей плоти. Он понятия не имел, сколько дверей уже миновал.

«Восемь или девять?»

Хатхор поднял голову, чтобы проверить, нужный ли перед ним ставень, но ничего не увидел из-за тягучей пленки перед глазами. Воин провел по лицу тыльной стороной ладони, и на ней осталось нечто липкое, вроде паутины. Обтерев ладонь о броню над бедром, Маат применил толику силы Павонидов. Зрение немного улучшилось, и он сумел рассмотреть дверь.