17 ноября 1848 года Луи Наполеон и Тьер впервые познакомились лично. По итогам этой встречи у Тьера сложилось мнение о характере собеседника как «кротком и добром, а ум немножко химерический»[709]. По отношению к главе орлеанистов Луи Наполеон был подчеркнуто вежлив и не раз говорил, что мнение и советы Тьера для него имеют важное значение.

В качестве условий поддержки Тьер предъявил Луи Наполеону следующие требования: ввести законодательные ограничения на деятельность политических клубов, разместить в Париже пятидесятитысячную армию, готовую подавить любые попытки выступлений, отказаться от поддержки радикальных революционных элементов в Германии и Италии.

Луи Наполеон трижды посетил Тьера в штаб-квартире «Партии порядка» на Rue de Poitiers. Кандидат в президенты согласился на все условия орлеанистов, в том числе и на то, что в случае его победы в правительство войдут представители «Партии порядка»[710]. Однако, по словам Ридли, Тьер не был полностью удовлетворен. «Когда Луи Наполеон, — продолжает британский историк, — показал ему проект своего предвыборного манифеста, то орлеанист отверг его как неприемлемый для „Партии порядка“. Тьер жаловался своим друзьям, что в манифесте слишком много говорится о социализме, что документ написан на плохом французском. Он прочитал Луи Наполеону лекцию о политике»[711]. Более того, Тьер подготовил проект предвыборного манифеста и посоветовал принцу не одеваться в униформу или слишком стильную одежду, а также сбрить усы и маленькую «имперскую бородку»[712].

Глава бонапартистов спокойно и смиренно слушал орлеаниста, а Тьер говорил своим друзьям, что Луи Наполеон невероятно слаб и глуп. Но «Луи Наполеон не сдвинулся с места. Он не сбрил усы и бородку и не принял манифест Тьера»[713]. Несмотря на это, поддержка «Партии порядка» и части монархистов была обеспечена.

Мощной была поддержка у Луи Наполеона и от значительной части интеллектуальной элиты страны. Ярким примером этого были Виктор Гюго и Александр Дюма. В биографии Гюго Андре Моруа пишет, что «госпожа Гамлен, альковная бонапартистка, восторгалась им. „Все объединятся вокруг него“, — говорила она. Заручившись поддержкой Леони д’Онэ, она стремилась вовлечь в свой лагерь Виктора Гюго и убедила Луи Наполеона нанести поэту визит. Принц появился на улице Тур-д’Овернь (с сентября 1848 года семья Гюго жила на этой улице в доме номер 37. — Прим. авт.) с почтительной пронырливостью. „Я хотел бы объясниться с вами, — сказал он. — На меня клевещут. Разве я произвожу на вас впечатление бестолкового человека? Говорят, что я хочу пойти по стопам Наполеона! Есть два человека, которых при большом честолюбии можно взять за образец, — Наполеон и Вашингтон. Один гениален, другой добродетелен… Наполеон более велик, но Вашингтон лучше его. Если нужно выбирать между преступным героем и честным гражданином, то я выбираю честного гражданина. Таково мое честолюбие“.

Гюго нашел, что принц — человек унылый и довольно безобразный, да еще какой-то растерянный, вроде лунатика, но в то же время он деликатен, серьезен, хорошо воспитан и осторожен»[714].

Другой биограф Гюго, Грэм Робб, отмечает, что «Гюго и Луи Наполеону, безусловно, было о чем поговорить и посплетничать… Луи Наполеон подарил Гюго свою книгу об артиллерии с дарственной надписью, и несколько часов спустя газета „Событие“ (в июле 1848 года была основана Гюго. — Прим. авт.) поддержала его кандидатуру. Накануне голосования „Событие“ выпустила приложение на одной полосе, которое состояло из трех слов, напечатанных сто раз: „Луи Наполеон Бонапарт“»[715].

Анри Труайя в книге «Александр Дюма» говорит, что в ноябре 1848 года Дюма в издании La Fraternité («Братство») заявил, что «сейчас у нас существуют две партии: партия National, представленная господином Кавеньяком, и партия Франции, представленная Луи Наполеоном. Само собой разумеется, я принадлежу к партии Луи Наполеона»[716].

Перед избирателями департамента Йонна в свое время он высказался пространнее: «Социализм действует. […] Красная Республика мечтает о новом 15 Мая, надеется на новое Июньское восстание. […] Надо победить одновременно внешнего врага и внутреннего врага. […] Мои политические враги — это господа Ледрю-Роллен, Лагранж, Ламене, Пьер Леру, Этьен Араго [тот самый, который несколькими годами раньше был для него образцом для подражания], Флокон и все те, кого называют монтаньярами. […] Мои политические друзья — это господа Тьер, Одилон Барро, Виктор Гюго, Эмиль де Жирарден, Дюпен, Бошар, Наполеон Бонапарт. Это именно те люди, кого анархисты именуют Реакцией. Это именно те люди, кого я именую Порядком»[717].

Позже Дюма сам объяснил, почему агитировал и голосовал не за Кавеньяка, а за Луи Наполеона: «…он [Кавеньяк], несмотря на свои заслуги, которые, как нам казалось, не нуждаются в поддержке, использовал… для своих целей республику… 23 июня, когда нужно было прийти на помощь своему народу, он проявил медлительность, в результате чего Париж был залит кровью, и нам трудно видеть в этой медлительности что-либо иное, чем нерешительность генерала или амбиции диктатора… Мы голосовали за Луи Наполеона, потому что его избрали депутатом пять департаментов, и это было выражение всеобщей воли… мы чувствовали, что его популярность, проникшая в самые темные слои общества, была плотиной, которая сдержит всех этих якобинцев, монтаньяров, санкюлотов… Все, что связано с ним, было надеждой; понятно, что эта надежда была инстинктивной, она опиралась на неизвестное»[718].

Тем временем предвыборная борьба входила в свою конечную стадию. Ледрю-Роллен попытался воскресить практику крупных общественных мероприятий под видом банкетов, весьма успешно использованную год назад. Социалисты провели несколько больших банкетов-митингов, на которых выступил Ледрю-Роллен. Наиболее крупной из них были демонстрация и митинг на Елисейских Полях, где приняли участие около 100 тысяч человек[719].