На это генерал-адмирал Чихачёв указал, что испытание судна и исследование на оном полярных морей – различные задачи, причем совершенно недопустимо, чтобы под видом простого плавания предпринималась полярная экспедиция. Плавание в этих водах сопряжено с такими стихийными трудностями, что, несмотря даже на тщательно обдуманные меры предосторожности, упомянутые экспедиции не раз заканчивались катастрофой.

Поэтому прежде, чем решиться на посылку «Ермака» в плавание к Северному полюсу, представлялось бы безусловно необходимым в особой комиссии, с участием представителей ученого мира, выяснить как вопрос о степени пригодности ледокола для плавания (ввиду двукратного неудачного его опыта при встрече с полярными льдами), так и вопрос о соответствующем испытании и снаряжении судна.

Со своей стороны вице-адмирал Макаров заявил, что мнение инженеров, не занимавшихся специально вопросом о полярных льдах и не видевших их, не может иметь большого веса; кроме того, ни одна комиссия не приняла бы на себя ответственности за полярное плавание на ледоколе ввиду новизны этого дела; именно поэтому он и домогается разрешения произвести испытание судна и полярное плавание на нем под своей единоличной ответственностью.

Генерал-адмирал Чихачёв говорит: «Вопрос о полярном плавании должен быть поставлен совершенно прямо и отрыто, так как экипаж судна при найме должен знать, куда и на что именно он идет».

Статский советник Конкевич подтвердил, что уже в минувшем году, по свидетельству консула в Ньюкасле, обнаруживалось неудовольствие вольнонаемной части экипажа вследствие неопределенности плавания «Ермака».

Председатель указывает, что ответственность за снаряжение полярной экспедиции является настолько тяжкой, что за последние двадцать лет ни одно государство не отправляло полярных экспедиций, которые являлись всецело плодом частной инициативы. Наконец, вопрос о полярном плавании прежде всего научный, и потому инициатива в этом деле могла бы идти от Академии наук (как с экспедицией Толля) или от других ученых обществ, на которых лежала бы ответственность обсудить, оправдывается ли серьезный риск посылки ледокола к полюсу ценностью тех научных данных, которые он мог бы вынести из этого плавания. Последнее представляется особенно уместным после того, что благодаря неудавшимся экспедициям, как то Нансена, Джексона, Уэльмана и герцога Абруццкого область неисследованного в полярных морях значительно сужена. Инициатива Министерства финансов тоже вряд ли возможна, так как [с его точки зрения] ледокол предназначен для морской торговли.

Вице-адмирал Макаров заявил, что если при проектировании ледокола им и указывалось важнейшее значение последнего для торговли, то этим имелось единственно в виду оправдать какими-либо реальными выгодами постройку на государственные средства ценного судна; но для него лично цели постройки ледокола заключались в возможности производства на нем исследования в неизведанных областях полярного льда, и лишь этой целью объясняется все сделанное им для ледокольного дела в России. Первая же лекция в Мраморном дворце была озаглавлена «Об исследовании Ледовитого океана». Ледокол был проектирован так, чтобы он мог справиться со льдами Ледовитого океана. Это задание есть в документах. Никто не знал, какова крепость полярного льда, ибо никто не пробовал его ломать; единственный человек, которому пришлось пробиваться сквозь полярные льды, был капитан Свердруп, и он считал, что они в 2 1/2 раза слабее пресных.

Высказывались предположения, что ледокол не в состоянии будет рассекать массы полярного льда, но оказалось, что ледокол справляется с ним хорошо. Мнение Свердрупа относительно ломки подтвердилось. Ледокол действительно ломал льды бесподобно. Общая крепость ледокола оказалась достаточной. В таком новом деле немыслимо было все предвидеть; опыт этот сделан – носовая часть получила форму, годную для полярных плаваний, и теперь несправедливо лишать ледокол возможности плавания в Ледовитом океане только потому, что в столь необыкновенном деле я допустил некоторые просчеты.

Чихачёв сказал, что от этих просчетов зависела успешность прошлых плаваний «Ермака». Нельзя поручиться, что и в будущем не обнаружатся новые затруднения. Например, поломка льдом винтов, что положит ледокол в дрейф по пути «Жаннетты». Поэтому осенью, когда наступает полярная ночь, плавание не может быть допущено.

Постановление: «Представляется желательным, чтобы ледокол, не подвергая себя опасностям новой пробы в полярных морях, в этом же году осенью открыл свои действия в Балтийском море для поддержания навигации до 1 января нового стиля».

Из письма С. О. Макарова Н. М. Чихачёву от 2 мая 1900 г.

Милостивый государь Николай Матвеевич!

В заседании под председательством Вашего высокопревосходительства 29 апреля обсуждался вопрос о том, следует ли ледоколу «Ермак» по окончании переделки носовой части идти в Ледовитый океан или без этой пробы отправиться для службы в Карское море. Высказывалось, что ледокол не строился для плавания во льдах полярного моря и что даже в Карском море он не предназначается для ломки льда, а лишь для следования на свободной воде.

Позвольте доложить, что такое решение будет идти в совершеннейший разрез со всеми предыдущими взглядами и действиями. С идеей о постройке ледокола я выступил в марте 1897 г. в моей лекции, озаглавленной «Об исследовании Северного Ледовитого океана». Ваше высокопревосходительство изволили присутствовать на этой лекции. Через месяц она вышла в печати и в ней я говорю следующее:

«Плавание по Ледовитому океану вызывается потребностями науки, но постройка двух ледоколов, в 6000 тоня каждый, потребует таких затрат, на которые для одних научных целей средств найти невозможно. К счастью, есть практические цели, которые также требуют постройки больших ледоколов».

Далее, в самом конце, резюмируя все сказанное выше, я выставляю три причины для постройки ледокола:

1) Научные исследования Ледовитого океана.

2) Открытие грузового сообщения с Обью и Енисеем в летнее время.

3) Открытие грузового пароходного сообщения с Петербургом в зимнее время.

Возможность исследования Ледовитого океана при посредстве ледоколов все время имелась мною в виду, как главное задание, хотя все дело и было поставлено на достижении материальной пользы от расширения сибирской и петербургской торговли.

Ледокол был готов в конце февраля минувшего года и, когда работа его в Балтийском море окончилась, то Сергей Юльевич[106] вполне разделял мое мнение о значении, которое могут иметь для России исследования в Ледовитом океане. Я просил его, чтобы делу этому не придавалось значения какой-нибудь экспедиции с заданной целью, ибо никто никогда не пробовал ломать полярный лед, и «Ермак» был первый стальной корабль, который отваживался прикоснуться к полярным льдам.

Все мореплаватели, бывшие доселе в Ледовитом океане, имели деревянные корабли весьма солидной постройки, и, отправляясь в Ледовитый океан со стальным судном, надо было ожидать всяких случайностей, в особенности ввиду намерения бороться с полярными льдами силой и принятия против них наступательной тактики вместо оборонительной. Возможность исполнить такое задание основывалась на тех данных, которые можно было найти в науке и литературе, но в столь необычайном деле неизбежно надо было рассчитывать на некоторые случайности, потому было бы крайне неосмотрительно составлять законченную программу плавания.